Водные ритуалы - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

Внезапно ему показалось, что ее длинная грива мелькнула в дверях туалета, и он бросился туда.

К туалету Унаи пробился с трудом — в баре было не пройти. Тут-то он и понял, что туалет занят не одним человеком. Не только тем человеком, которого он собирался там увидеть. Аннабель, одетая в неску, сидела на крышке унитаза с задранной юбкой и спущенными до щиколоток белыми чулками. Парень в блузе, сидя спиной ко входу, совершал равномерные поступательные движения, а его полосатые брюки топорщились в районе башмаков.

Из-под берета торчала пышная шевелюра, по которой Унаи сразу узнал своего… друга? — короче, узнал Лучо.

На этот раз — а это был уже третий раз, когда Унаи застал Аннабель в подобных отношениях с ребятами из тусовки — он даже не извинился, как в первых двух случаях. Посмотрел Ане Белен Лианьо в глаза и произнес свои прощальные слова.

— Мы с тобой больше никогда не будем разговаривать, — сказал он и, прежде чем уйти, успел заметить, что Лучо прервал свой брачный танец, обернулся и приветственно приложил руку к берету.

После чего продолжил свое дело.

* * *

Унаи забыл, забыл обо всем. В дни, которые последовали за праздником Сантьяго, он практически поселился в Вильяверде.

У него было оправдание: он работал спасателем в бассейнах Бернедо, а в выходные, 1 августа помогал деду увязывать сено в тюки и учил Германа водить трактор «Джон Дир», посадив его себе на колени. Малыш не отходил от него ни на секунду, очень переживая из-за того, что старший брат, его кумир и герой, где-то пропадал в течение нескольких недель; не хватало еще, что и он исчезнет и никогда не вернется, как родители.

Унаи не хотел появляться в Витории все лето, но в итоге отправился туда в последний день праздников Белой Богородицы, 9 августа: Асьер и Хота очень его звали, да и сам он не хотел, чтобы история с Аной Белен испортила их дружбу.

Унаи вырвал страницу А из своего еженедельника, и, пока годы спустя не переписал его в телефон, тот начинался с Б, а всякие Антонио и Агирре изображались другими заглавными буквами.

Это случилось 9 августа, после прощания с Селедоном на площади Белой Богородицы, когда они ждали Лучо в конце улицы Эррериа у Утиного фонтана, чтобы вместе вернуться домой.

Наконец Лучо появился; он немного опоздал и явно был чем-то расстроен.

Унаи не заметил, как это произошло, — по крайней мере, не отследил удар кулаком, который угодил ему в правую щеку.

— Она с тобой? Она что, снова с тобой? — крикнул ему Лучо. — Она сказала, что у нее есть другой и что я его знаю. Это правда? Это был ты?

Унаи, оглушенный внезапно обрушившимся на него ударом, потерял равновесие и упал на землю.

— Ты с ума сошел, чувак. Неужели ты думаешь, что я мог снова с ней замутить? — ответил он, прижимая руку к щеке. У него болела верхняя челюсть, очень болела.

— Ты мне не ответил.

— Очень даже ответил!

Унаи дрожал от ярости, но так и не поднялся с земли. Лучо был упитанный, однако довольно шустрый, к тому же сейчас он был взвинчен до крайней степени и не контролировал себя. Пару раз он несильно ударил Унаи в живот. Однако это оказалось больнее, чем тот ожидал. Унаи сжал кулаки и медленно поднялся на ноги.

— Уходи, Лучо, — сказал он. — Ты должен уйти.

И вдруг, к немалому удивлению трех друзей, Лучо расплакался.

— Ты не понимаешь. Ее зовут Аннабель Ли из-за меня! Мы встречались с детства, с детского сада! — крикнул он.

— Но ты ведь ходил в Сан-Матео… — отозвался Унаи, еще ничего не понимая. — А она ходила в сад на бульваре Сенда, туда же, куда и я.

Тут вмешался недоверчивый Хота:

— Аннабель ходила в твой детский сад?

— Да… и я это помню, — в отчаянии пробормотал Лучо.

— Я не хотел никому делать больно, но наша любовь была сильнее, чем… — начал Хота.

— Не валяй дурака, — устало перебил его Унаи. — Мне она говорила то же самое.

— Черт возьми, — вмешался Лучо, его кулаки все еще были сжаты. — Она рассказала про детский сад и про то, что мы были влюблены с детства и что я у нее был первым и единственным…

— Блин, и мне тоже, — уныло признался Хота. — Все один в один: что ходила со мной в детский сад на Дасампарадас… что поменяла имя ради меня и что в последний день подарила мне рисунок, прежде чем взрослые разлучили нас, увидев наши отношения…

— Вот дерьмо, — пробормотал Асьер, подтверждая четвертую версию той же сказки.

Это было слишком для Лучо и его надежд. Ему все еще был нужен виновник. Поэтому он снова ударил Унаи в ту же щеку, правую, которая на этот раз лопнула от удара и начала кровоточить.

— Это ты, это всегда был ты! — крикнул он Унаи. — Из всех четверых ты стал ей ближе других, разве нет? Остальное было игрой.

— Асьер, уведи его, — попросил Унаи, дрожа с головы до пят. — Ты должен забрать его сейчас же.

Асьер сразу все понял и потащил друга обратно в сторону Эррерии.

— Пойдем, выпьем по последней, — пообещал он.

Предложение было настолько неожиданным, что Лучо позволил себя увести, и они вдвоем зашагали прочь от опасности, которую представлял собой в этот момент Унаи.

Хота остался стоять на том же месте — ему тоже хотелось выпить последнюю кружку пива или чего-нибудь еще. Но плачевное состояние друга значило для него больше, чем жажда хоть как-то забыться.

Он подошел к Унаи, взял его за длинную ручищу и подвел к фонтану.

— Почему ты так себя вел, Унаи? Почему ты не врезал Лучо? — спросил Хота.

Унаи сунул голову в Утиный фонтан, чтобы смыть кровь и остудить шишку, которая постепенно раздувала его щеку.

«Потому что я его убил бы, — подумал Унаи. — И это был бы не первый раз, когда кто-то гибнет по моей вине».

15 января 2017 года, воскресенье

Только спустя много лет я понял причины, по которым Аннабель Ли желала, чтобы ее заставали при каждом соитии, которое она практиковала с каждым из нас. Ее называли Сорняком, призналась она мне однажды.

Такой Аннабель была для всех четверых. Сорной травой, которой мы позволили вырасти среди нашей беспечной юности. Она означала конец невинности. Конец детства.

Аннабель была не человеком, а каким-то иным существом, одним из символических персонажей ее комиксов: дряхлая старуха, разодетая, как юная девушка, а на самом деле Старуха с косой; бородатый старик, в котором скрывается Ментор, учитель Одиссея; почтальон, исполняющий роль Герольда; юный новобранец, который беспрекословно подчиняется приказам и воплощает собой Солдата…

И вот двадцать четыре года спустя, когда наши кое-как зализанные раны почти не давали о себе знать, Аннабель вернулась, чтобы напомнить, что они так никогда и не зарубцевались. Что одного ее имени, как древнего заклинания, было достаточно, чтобы грозные чары снова вторглись в нашу жизнь и утопили нашу компанию, которую мы считали непотопляемой.