Взрослая жизнь для начинающих - Виктория Рутледж

Мэри не открывала глаз.

— Господи, мне так неловко, Ангус, — искренне сказала она. — Я просто не представляю, что со мной…

Это клише вызвало у нее улыбку, хотя улыбаться вовсе не тянуло.

— Нет, не беспокойся, — услышала она голос Ангуса, как будто издалека. — Это… Я бы не стал об этом беспокоиться.

А случалось ли с ним такое раньше? Может быть, у практичного и ответственного Ангуса были и такие стороны, о которых никто из них не знал?

Мэри от любопытства открыла глаза и тут же пожалела об этом. Он смотрел на стоявшую на книжной полке фотографию Айоны в день вручения дипломов. Выражение его лица снова напоминало большую добрую собаку. И хотя он не оттолкнул ее — для такого Ангус был слишком вежлив, — она решила больше не компрометировать его и села, под предлогом того, что решила поднять платок с пола.

Они молчали, и она заметила, что дождь стал сильнее, и в потолочное окно ударялись капли, тяжелые, как шарики из подшипников.

— Хм-м, — начала было она, чувствуя, что должна что-то сказать, но потом замолчала, не находя слов. Она не хотела возвращаться домой, хотя понимала, что должна это предложить. Она знала, что не стоит здесь оставаться, хотя Ангус наверняка чувствует, что должен ее пригласить. Куда она еще могла бы пойти, но не объяснять при этом, почему не может вернуться домой? Внутри у нее закружилось отчаянное чувство, и она вспомнила, что в этом-то и состоит весь ужас расставаний — ты больше не можешь спокойно оставаться дома одна.

Решение за нее принял Ангус.

— Мэри, тебе нельзя сейчас возвращаться домой, — сказал он.

Даже если бы ее не успокоило само это доброе приглашение, то убедило бы тепло его красивого шоколадного голоса.

Он встал и взъерошил руками волосы — теперь они торчали спутанными прядками. Мэри не смогла удержаться и украдкой глянула на его пижамные штаны, стараясь заметить что-то, выдающее его вину.

— Ты пережила тяжелое потрясение, и Айона никогда не простит мне, если я отпущу тебя домой.

Оба уловили иронию, скрытую в этих словах, и отвели глаза.

Ангус галантно продолжал болтать, чтобы не заставлять ее смутиться еще сильнее, — впрочем, она была так измучена, что уже готова была провалиться в забытье прямо там, где сидела.

— Так что, хм, слушай, может быть, ты поспишь здесь на диване, а утром я тебя отвезу домой?

— Как это мило с твоей стороны, Ангус, — пробормотала она. Глаза у нее слипались, и подходящие фразы давались с трудом. Мэри была пьяна, но это не помогало.

— Хорошо, ладно, — сказал он, — без проблем. Подожди минуту, — и он начал собирать раскиданные по полу бумаги и приводить их в порядок. Глядя на некоторые из них, он шепотом ругался. Мэри хотела что-нибудь сделать, или сказать какие-то благодарные слова, или сострить, — все что угодно, лишь бы забыть то, что только что произошло, — но она ничего не могла сказать. Вместо этого она позволила своим векам сомкнуться, и ее начал убаюкивать звук его шагов и шорох бумаги.

Она услышала, как он зашторил окна, выключил лампы в коридоре, и на веки ей падал уже не такой яркий свет. Потом одна из кошек требовательно и сердито замяукала, и Ангус пошел на кухню и стал искать по шкафам кошачий корм. На диване было так тепло. Она слышала, как он шепотом разговаривает с кошками, называет их своими маленькими друзьями, — или это он бормочет ее имя?

— Мэри? Мэри?

Она с трудом разлепила один глаз. Поначалу взгляд было не сфокусировать. Казалось, что Ангус ужасно далеко, и она могла только нечетко различить клетчатый рисунок на ткани.

Ангус склонился и заговорил.

— Мэри, что мне сказать про тебя Айоне? Ты хочешь, чтобы я ей все объяснил? Или ты сама?..

Она закрыла глаз — какой же замечательный у Айоны мужчина, какая замечательная жизнь — и подавила в себе этот гадкий приступ зависти.

— Не знаю. — Потом она с некоторым усилием открыла оба глаза и покусала нижнюю губу.

Ангус заметил, что под зеленым одеялом Мэри казалась совсем крошечной, изможденной. Как будто перепуганная десятилетняя девочка, исполненная решимости.

— Нет, — сказала она — к ней уже возвращался волевой дух. — Скажи ей, что я здесь из-за Криса, а все остальное я ей расскажу, когда пойму, о чем говорить.

— Хорошо. — Ангус подоткнул одеяло вокруг ее ног. — Я поставил здесь кружку с водой на случай, если ночью захочешь пить.

«Как тактично», — подумала Мэри.

— Не переверни ее только, — продолжал он. — И не пугайся, если кошка придет и ляжет на тебя спать — они могут принять тебя за Айону.

— Айона спит на диване?

— Когда я храплю. А это бывает редко.

Мэри улыбнулась.

— А это одеяло по чистой случайности оказалось за диваном?

Ангус улыбнулся в ответ.

— Ладно. Это бывает раза два в неделю.

Примерно с минуту они молчали и грустно смотрели друг на друга, и Мэри почувствовала пронзительную благодарность за эту долгую дружбу, — им не надо было ни о чем спрашивать друг друга. Но откуда же эти неуместные и необъяснимые чувственные поцелуи?

— Спасибо, — прошептала она.

— Не за что, — машинально ответил Ангус и подложил ей руку под щеку. Она почувствовала его твердые мозоли — от работы? от домашних дел? Или он все еще занимается греблей? Рука мужчины. Он глядел очень хмуро. — Мне действительно жаль, что у тебя с Крисом такое произошло.

— Я знаю. — Она должна была что-то сказать; нельзя было просто оставить допущенную неосторожность призраком бродить между ними, — их молчание только придаст произошедшему особый смысл. Но в голове у нее были только отдельные слова — ни одного красивого предложения, даже ни одного законченного. А то, что она сделала, было не из тех мелких оплошностей, за которые можно извиниться в двух словах. — Ангус? — Она не продолжала, и слово повисло в воздухе.

Ангус издал какой-то невнятный звук с выражением несогласия, наклонился и поцеловал ее в лоб. Его губы прикоснулись к ней мягко, как кошачья лапка. Снова она почувствовала запах сонного мужчины, недавно принявшего ванну.

— Не надо. Мы друзья, Мэри, — сказал он, дыша ей в волосы. — И всегда ими останемся. Договорились? А теперь спи.

Мэри благодарно закрыла глаза. «Завтра наступит первый день», — думала она, проваливаясь в сон.

Потому что сегодня был последний.

Нед повернул с главной дороги на широкую тихую улицу, где были только жилые дома, и остановил машину сразу за контейнером с мусором. Ручной тормоз ему пришлось дернуть очень сильно, а когда мотор выключился, послышался странный скрежет.

В животе Айоны снова слабым эхом зазвучало знакомое чувство тошноты, и в этот момент радио выключилось и машину наполнила тишина. Если не считать тиканья мотора и неровного потрескивания доисторического обогревателя. Айона глубоко вдохнула и попробовала отвлечь внимание на переписанные в домашних условиях кассеты, которыми был забит бардачок в машине Неда. Он как будто совсем не торопился уступить ей место за рулем.