Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

Она увидела рекламу ретрита с молчаливой медитацией и записалась на него. Сидя молча, она заново разыгрывала в голове все свои ссоры с Тоби. Она еще несколько ночей лежала без сна, иногда тихо гудя в глубине горла, чтобы убедиться, что голос еще при ней и она сможет им воспользоваться при необходимости. Амбиен Сэма остался на раковине в ванной, но Рэйчел не смела к нему прикоснуться.

Но она ужасно устала. Она лежала на кровати, глядя в потолок. Она то паниковала, что время проходит, то злилась, что оно не идет быстрее. По крайней мере, если не спишь утром, это нормально. Как-то среди ночи она села на кровати и поняла: это из-за телефона она не может спать. Он был выключен. Уже пару дней. Но, может быть, она так привыкла к телефону, что он все равно тянул ее к себе. Он вбирал ее в себя, пожирал и никак не мог насытиться. Как неопалимая купина, которая горит, но не сгорает.

Она поняла, что нужно убить телефон. Иначе она так и не сможет заснуть. И вот среди ночи она отошла по тропе где-то на милю и похоронила телефон заживо. И вернулась в номер, точно зная, что теперь заснет, но, конечно, все равно не заснула.

Ретрит кончился, но она так и не уехала. Она снова записалась на занятия криком и выкрикнула все оставшиеся ссоры с Тоби. Выкрикнула все унижения, от которых она, как ей казалось, становилась всё меньше. Теперь она была пуста. Она была как тряпка. Она была готова вернуться домой. Она опоздала на несколько дней, но она всё объяснит Тоби. Она попросит прощения. Теперь она поняла, что предназначена для одиночества. Она скажет ему, что теперь понимает, насколько она неприемлема.

Она пошла в лес и стала искать свой телефон, но не нашла. Она зарывала его ночью и теперь не видела никаких следов, а только голую землю. Насколько она отошла тогда – на милю? На полмили? На сотню ярдов? Она не знала. Телефон пропал.

Она позвонила Симоне со стойки ресепшениста и попросила прислать машину.

«Тоби пытается…»

«Не надо передавать мне сообщения! – завизжала Рэйчел. – Я не хочу ничего о нем знать, и не смей ему ничего обо мне рассказывать».

Машина прибыла, и несколько часов Рэйчел ехала домой. Она сидела на заднем сиденье, глядя в окно. Сколько времени ее не было? День? Неделю? Она поднялась в квартиру и встала, не зная, что делать дальше. В последние несколько дней ее кормили только всякой вегетарианской дрянью. Ей нужно мясо. Она позвонила в китайский ресторан. И собиралась заказать то же, что всегда, – креветок в соусе из омаров. Но тут на нее внезапно обрушилось воспоминание о соседке по общежитию в Хантер-колледже, страдавшей расстройством пищевого поведения. Эта соседка могла в любое время дня и ночи найти предлог, чтобы поесть мучного. Если они заказывали китайскую еду, соседка изо всех сил старалась ограничиться курицей с овощами на пару, но иногда говорила: «Сдаюсь» – и заказывала говядину ло-мейн. Рэйчел никогда такого не заказывала. Она не сдавалась. Она никогда не сдастся. Но соседкин ло-мейн всегда распространял такой дивный аромат и, кажется, наполнял ее потрясающей радостью жизни. «Ах-х-х-х!» – восклицала она, когда серотониновый гормон, или что там образуется в организме от поедания мучного, начинал фонтанировать у нее в теле.

И Рэйчел заказала ло-мейн, черт с ним. Пошло оно все к черту. К черту ее тело и ее душу. Она сдается! Она будет жрать ло-мейн. Тогда она сможет заснуть. Она огляделась. Квартира показалась ей зеленым экраном, будто сама Рэйчел была каскадером в собственном фильме со спецэффектами. Она повернула голову – и раздался шорох. Она сделала несколько шагов и услышала эхо. Она села и услышала грохот. Все это происходило рядом. С ней не происходило ничего.

Когда в дверь позвонили, Рэйчел все еще училась существовать в этой квартире. Она дала курьеру на чай и начала есть, сидя на полу под бежевой картиной, выбранной консультантом по искусству. Почему ей нравилась эта картина? Что на ней нарисовано? А не пошевелилась ли она только что?

Рэйчел выплюнула ло-мейн обратно в коробку. Он был отвратителен на вкус. Какой идиот заказывает спагетти у китайцев? Она поставила ло-мейн в холодильник и решила прилечь. Но, добравшись до кровати, поняла, что ставки слишком высоки. Она знала: если не сможет заснуть здесь и сейчас, то вообще никогда больше не сможет спать.

У нее мелькнула мысль, что следовало бы позвонить детям, но она испугалась. Как она может звонить детям, если не спала? Почему-то ей казалось, что это опасно. Она вышла из квартиры. Пошла в магазин здорового питания на Третьей улице, и там пожилой хиппи предложил ей чай, который поможет заснуть. Разных чаев было шесть, и она купила все. Она принесла их домой и попробовала каждый, но от этого ей захотелось только в туалет.

Это не годится. Она запаниковала. Ей казалось, что стены квартиры дышат: вдох – выдох, вдох – выдох. Нужно отсюда убираться. Нужно проактивно изменить свои эмоции. Для Рэйчел Флейшман никто никогда ничего не делал. Ей всё приходилось делать самой. Поэтому она пошла в универмаг «Бергдорф» и украла там пару висячих сережек из золота и нефрита: примерила их, а потом просто вышла. Но даже адреналин ей никак не помог. Когда она вернулась, швейцар воскликнул: «Миссис Флейшман! Быстро же вы!» Она застыла на месте, словно преступница. Но она не была преступницей. Она у себя дома.

Она пыталась смотреть телевизор. Там показывали старый ситком, все эпизоды подряд. Она сидела и пыталась понять, почему все эти браки процветают, почему все эти люди такие пресные, серьезные и добропорядочные. В каком месте она совершила ошибку? Что за изъян в ней кроется?

Тут почему-то настало утро, хотя Рэйчел даже не заметила, что до этого была ночь. Она резко вскочила с дивана – невольный порыв, каким-то образом скоординированный ее нервной системой. Надо убираться отсюда. Господи боже мой, надо срочно убираться отсюда.

Она позвонила Симоне с домашнего телефона и попросила заказать машину до Балтимора. Ей нужно было попасть куда-нибудь в такое место, где она точно сможет спать. В Балтиморе она ни разу в жизни не страдала бессонницей. Она съездит проведать бабушку, которую не видела больше полугода. Это совершенно нормальный поступок. Всё будет хорошо.

Через пять часов машина подвезла ее к знакомому дому. Бабушка состарилась, но от времени не смягчилась. Эту мегеру ничто не могло смягчить. Она открыла дверь и посмотрела мимо Рэйчел, проверяя, с кем та приехала.

– Это просто такси, – сказала Рэйчел. Она была так измучена, что под глазами появились фиолетовые синяки.

– Я тебя не ждала, – сказала бабушка.

– Сюрприз! – Рэйчел протиснулась мимо нее в дом.

Она сказала бабушке, что приехала в город по делам и не хочет останавливаться в гостинице. Она хочет немножко поспать, можно?

Бабушка взглянула на дверь – будто, если Рэйчел тоже туда посмотрит, ее легче будет выставить:

– Я ничего не готовила. Мне нечем тебя кормить.

– Это ничего. Я просто хочу поспать. У меня выдался очень тяжелый день. Куча совещаний.

Она пошла наверх, мимо дивана, обитого чинцем, и старой мебели в стиле кантри, и легла на свою старую кровать, но здесь оказалось еще хуже. Этот дом – такой хлипкий. Бабушкина жизнь – такая мелкая. Но вот старая кровать Рэйчел, когда-то дарившая ей ночи напролет роскошного сна. Она будто ощущала во рту вкус этого сна. Она разделась и залезла под одеяло.