Шипы и розы - Тереза Медейрос

Больная отказывалась покинуть свою спальню и часами сидела в своей неудобной инвалидной коляске, уставившись в окно, словно тщетно ожидала чего-то. Или кого-то. По ночам в ее комнате царила полная тишина, больше не слышно было стука и грохота.

— Судя по всем признакам, я бы сказала, что молодая госпожа безответно влюбилась и страдает от разбитого сердца, — сумрачно предположила повариха. — Но мы же знаем, что этого нет и быть не может.

— Неделю назад я и не думала, что у нее вообще есть сердце, — откликнулась горничная, неспешно отпивая из чашки Сабрины остывший чай.

Повариха подлила в чашку джина из бутылки с надписью «Ванилин» и сказала:

— Как говаривала моя матушка, упокой Господи ее душу, если не помрешь от лекарства, значит, оно же тебя и вылечит.

— Вот за это и выпьем, — с готовностью согласилась Беатриса, поднимая чашку.

Они чокнулись бутылкой и чашкой с таким видом, будто произнесли не тост, а молитву за здравие.

Кто-то дергал ее за рукав ночной рубашки.

Сабрина открыла глаза, совершив переход от сна к яви с неестественной легкостью. В последние дни она не видела никакой разницы между этими двумя состояниями, поскольку в обоих случаях мир представал перед ней окрашенным в смутные серые тона. Вот и сейчас она ничего не видела, кроме полотна балдахина над кроватью. Внезапно больно кольнуло сердце и появилось ощущение тяжкой утраты, настолько острое, что во рту стало горько.

— Сабрина, пожалуйста, Сабрина, проснись! Прошу!

Больная повернула голову и увидела сидевшую на корточках возле кровати Энид в насквозь промокшей под дождем ночной рубашке. Она была обута в домашние туфли, чем-то основательно перепачканные, скорее всего грязью из сада; жидкие волосы свисали на щеки мокрыми прядями. Однако кузина разрумянилась и вся светилась так ярко, что у Сабрины появилось желание прикрыть глаза ладонью.

— Тебе лучше бы поскорее переодеться в сухое, — посоветовала Сабрина. — Не хватает, чтобы ты простудила дитя в утробе.

— Это подождет. Сейчас мне срочно требуется твоя помощь. Речь идет о Рэналде.

При этих словах сразу померкла вспыхнувшая было в душе надежда, Сабрина тихо вздохнула:

— При чем здесь Рэналд? Я была твердо уверена, что он давно уже вернулся в Шотландию.

— Я тоже так думала, — кузина радостно улыбнулась. — Но он еще здесь. Рэналд отказался уехать, пока не повидается со мной. Он хочет обсудить со мной наше будущее.

Сабрина нахмурилась. Как можно говорить о будущем, если настоящее состоит из минут, сливающихся в часы и дни без просвета и всякой надежды?

Энид схватила больную за руку и лихорадочно заговорила:

— Филип пригласил меня на бал-маскарад в большом зале парка Воксхолл завтра вечером. Но я хочу воспользоваться случаем, чтобы назначить там свидание Рэналду. Поскольку все будут в масках, его никто не узнает. Все бы хорошо, но матушка не хочет меня отпускать одну, говорит, что я могу туда пойти только с тобой. У нее, видите ли, сложилось впечатление, что, когда я выхожу из дома одна, со мной всенепременно происходит нечто ужасное.

Непроизвольно Сабрина посмотрела на огромный живот кузины и подумала, что теперь герцогине бояться нечего. Скорее всего тетушка Онора в данном случае заботилась не столько о благополучии дочери, сколько о здоровье племянницы и стремилась под любым предлогом вынудить больную расстаться со спальней, заставить ее выйти наконец из дома. Оставалось задать лишь один вопрос.

— Он там тоже будет?

Энид низко наклонила голову, не желая встречаться глазами с подругой.

— Нет, — тихо сказала кузина, — его там не будет. Он готовится к обратному путешествию в Шотландию. Домой.

«Домой», — эхом откликнулось в душе Сабрины, и перед мысленным взором одна за другой поплыли мирные домашние картинки: Морган в кресле у камина, вытянув длинные ноги; Пагсли, свернувшийся клубком возле кровати; дивная панорама гор, открывающаяся из окна; первая сочная зелень, пробивающаяся сквозь талый снег; светлые ручейки, сбегающие с горных склонов. Да, по возвращении домой Морган наконец-то навсегда избавится от тяжкого бремени, а со временем исчезнут и воспоминания. К сожалению, у Сабрины не было никакой надежды забыть и забыться. Даже документы, аннулирующие брак, которые должен привезти ей на подпись батюшка в конце недели, не помогут ощутить себя полностью свободной.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, пообещай, что не бросишь меня в беде. Скажи, что пойдешь со мной на маскарад, — взмолилась Энид.

Сабрина вспомнила, как однажды ночью вот так же сама стояла на коленях у кровати Энид в замке Макдоннеллов и умоляла кузину выскользнуть из теплых объятий Рэналда и отправиться с ней по глубокому снегу в темную неизвестность. В ту ночь Сабрина тоже пыталась бежать от Моргана. Но у него хватило глупости тогда погнаться за ней и вернуть назад. На этот раз он не совершит такой ошибки. Сабрина попыталась изобразить улыбку, вспомнила, сколько жертв принесла Энид ради того, чтобы угодить кузине, нежно погладила ее по голове и твердо сказала:

— Конечно, я помогу тебе, дорогая. Возможно, таким путем сумею замолить свои грехи перед тобой. Ты не думай, будто я совсем бесчувственная и ничего не понимаю, будто забочусь только о себе. — Откинула край одеяла и сделала приглашающий жест. — А теперь лезь под одеяло! Немедленно! А то и в самом деле простудишь будущее дитя.

Энид не заставила себя долго упрашивать, сбросила грязные туфельки и прыгнула в постель столь энергично, что массивная кровать заходила ходуном.

На следующий день Сабрина начала горько раскаиваться, что уступила настояниям подруги, когда Филип вкатил инвалидную коляску в просторный зал, где проходил костюмированный бал, разыскал безлюдное местечко у стены и там решил оставить больную. Сразу же со всех сторон ее обстреляли любопытствующие взгляды, будто обжигавшие кожу. Это было ее первое появление в свете с тех пор, как громкий скандал на театральном представлении в доме Бельмонтов взбудоражил и шокировал лондонское высшее общество. В расчете остаться незамеченной на шумном маскараде Сабрина остановила свой выбор на простеньком белом платье, а волосы заплела косой и уложила короной.

«Может, следовало надеть и маску», — мелькнуло в голове, но Сабрина тут же прогнала глупую идею. Какой смысл скрываться за маской, если тебя всякий узнает по инвалидной коляске? Кого еще катают взад-вперед, как чайный столик на колесиках?

Снаружи легкий весенний дождик прекратился, но издали угрюмо громыхало, предвещая грозу. Свет китайских фонариков, развешанных гирляндами вдоль стен, с трудом пробивался сквозь полумрак длинного помещения с высоким потолком, придавая таинственность неясным фигурам в масках.

Перед тем как удалиться, Филип низко склонился над больной и заговорил раздельно, чеканя слова, словно искалеченные ноги сделали Сабрину также глухой и слабоумной:

— Надеюсь, здесь вам будет удобно, дорогая мисс Камерон. Не волнуйтесь, я о вас не забуду. Вы на моей ответственности, я помню. Надеюсь, после моей женитьбы на Энид вы станете относиться ко мне как к брату.