Шипы и розы - Тереза Медейрос

Она вжалась спиной в постель, когда над ней нависла тень мужа, но Сабрина боялась не его, а себя.

— Не могу, — еле слышно пролепетала она, отводя глаза.

Морган присел на кровать, взял жену за подбородок и повернул лицом к себе.

— Что бы ни принес нам завтрашний день, — тихо сказал он, — сегодня ты все еще моя жена.

Сабриной овладел стыд, вырвались наружу и потекли по щекам слезы, которые она долго сдерживала.

— Ты ничего не понимаешь. Я недостойна тебя. Меня уже нельзя назвать полноценной женщиной. Сама не знаю, что делать. Я просто не смогу доставить тебе удовольствия, которого ты достоин.

Морган согнал поцелуем слезинку, потом другую, размазывая языком соленую влагу; издал горлом воркующий звук.

— Мне не нужна другая женщина, тебя мне более чем достаточно. Уверяю, ты можешь доставить мне несказанное наслаждение, о таком можно только мечтать.

Невыносимо сладкий жаркий рот начал путешествовать вниз по шее молодой женщины, добрался до груди, сдвинул языком край ночной рубашки и жадно приник к телу, заставив Сабрину затрепетать; сильные пальцы зарылись в шелк темных волос; Морган поднял голову и взглянул в сверкающие глаза жены.

— Давай снимем твою рубашку. Она насквозь промокла, и ты можешь простудиться.

Это полностью исключалось, потому что ее тело пылало жаром. Сабрина практически не почувствовала холода, когда Морган снял с нее рубашку. Никогда прежде она не ощущала себя такой беспомощной. Этот человек мог сделать с ней все, что пожелает. Абсолютно все. «Но ведь это мой муж», — мысленно напомнила она себе. И все равно чувствовала: то, что сейчас неизбежно свершится в тиши дома ее тетушки и дядюшки, в каком-то смысле дурно. Недопустимо.

Но пока Морган ограничивался поцелуями, нежно и бережно касаясь ее губ, и с каждым разом становился все более требовательным, горячий язык совершал свой бег все быстрее, и Сабрина невольно поддавалась нарастающему ритму, настал момент, когда уже она сама требовала все большего.

— Господи! — воскликнул Морган, коснувшись губами тонкой шеи жены. — Я всегда знал, что приму смерть от Камеронов.

Он сполз вниз, покрывая короткими поцелуями высокую грудь, впалый живот, знакомую родинку на бедре; в пламени камина белокурые пряди отсвечивали золотом.

— Не надо! — яростно прошептала Сабрина.

Морган поднял голову, ничего не понимая. Не может быть, чтобы его девочка была способна его отвергнуть сейчас. Если это так, то между ними все кончено. Он, конечно, мог настаивать на своем, но действительно применить силу, да еще с Сабриной, никогда бы не согласился. Лучше просто встать и уйти, пока одежда на месте и не ущемлено самолюбие.

— Не надо, — тише и уже не так горячо повторила Сабрина, потянув мужа за плечо, и вынудила лечь рядом и положить голову на подушку. Морган неохотно повиновался. — Прошу тебя, — прошептала Сабрина.

Она старательно отводила взгляд от мужа, но, судя по дрожи ее пальцев, он начал догадываться, что она намеревается совершить нечто очень важное. Может, если просто смирно подчиниться, это будет для нее самым драгоценным подарком? Приняв решение, Морган поудобнее устроился на кровати, отдавшись на волю жены.

Никогда прежде он не испытывал такого блаженства, никогда в жизни не позволял женщине себя раздеть, даже в раннем детстве. Слегка приподнялся, когда Сабрина расшнуровала ворот его сорочки и потянула ее через голову. Морган затаил дыхание, когда жена обхватила его за щеки и ласково поцеловала, укрыв густыми волнами темных волос. Затем откинула с его лица упавшие на лоб длинные белокурые пряди, и ее прикосновение едва не ввергло Моргана в дремоту. Желание спать тут же бесследно исчезло, когда жаркие губы скользнули по горлу и спустились ниже, зажигая огнем грудь.

Сабрина почувствовала, как мелко задрожали напряженные мускулы на животе мужа, когда она коснулась их губами; услышала приглушенный стон то ли боли, то ли наслаждения, когда повела кончиком языка по дорожке жестких волос, бегущей от пупка до верхней пуговицы приспущенных на бедрах панталон.

Морган зарычал от удовольствия, когда Сабрина зубами расстегнула медную пуговицу.

— Ты хоть понимаешь, что ты со мной делаешь? — процедил сквозь крепко сжатые зубы Морган, выгибая бедра.

— Догадываюсь, — успокоила мужа Сабрина и разделалась со второй пуговицей тем же способом.

— Будь проклят тот портной! — пробормотал Морган. — Жаль, я не свернул ему шею.

Он хотел было еще что-то сказать, но задохнулся и тяжко застонал, потому что Сабрина покончила с третьей пуговицей; выпиравшая из панталон твердая упругость получила долгожданную свободу и затрепетала от жаркого дыхания Сабрины.

Морган намотал темные пряди на руку и заставил жену встретиться с ним взглядом. В ее синих глазах сиял свет, который великан уже не надеялся увидеть никогда.

Сабрина смело встретила пылающий взгляд мужа; сейчас она открыто любовалась красивым мужским телом, предназначенным исключительно для ее удовольствия.

— Пожалуйста. Ты позволишь? — тихо спросила она.

Морган ожидал чего угодно, но только не этих слов, откинулся на подушку, закрыл глаза и так же тихо ответил:

— Разве я могу тебе в чем-то отказать? Тем более что ты добавила волшебное слово.

— Не открывай глаза. И представь, что я — Цирцея, — повелела Сабрина. — Если ты не поддашься моим чарам и не уступишь моим желаниям, я превращу тебя в свинью.

Морган сложил руки за головой, давая понять, что полностью подчиняется воле волшебницы, но в глазах светилось обещание сладкой мести.

— Слушаю и повинуюсь, моя госпожа. Пусть никто не посмеет сказать, будто Морган Макдоннелл подчинился своей участи без достоинства.

Говоря это, великан не подозревал, сколь мучительно сладкая участь ему уготована, он не мог и мечтать, что испытает такое наслаждение, оставив попытки контролировать ситуацию и покорно следуя воле жены. Когда шелковые губы обняли твердую упругость, показалось, будто он сейчас, сию минуту взорвется. Морган сцепил зубы и выгнул шею, испустив низкий стон; дрожь экстаза прокатилась по всему телу; губы Сабрины возносили его в рай.

Из горла Сабрины вырвался крик страсти; впервые она могла излить на Моргана всю любовь, которая копилась в сердце долгие годы. Она поглощала его, радуясь своей способности доставить ему удовольствие. Впервые после постигшей ее трагедии она ощущала свою силу и власть над возлюбленным и еще больше любила его за то, что он добровольно отдал ей эту власть. Морган всегда был для нее величественным могучим диким зверем, но только сейчас она поняла, что никогда не хотела приручить его, наоборот — самым затаенным желанием ее было видеть его не в позолоченной клетке, а свободным и вольным.

У Моргана не было больше сил сдерживаться, он изменил положение и оказался сверху, ласково провел кончиками пальцев по губам жены, как бы вспоминая, что ощущал, когда эти губы касались его там, где кожа была нежнее всего. На его лице читалось крайнее напряжение.