Большая нефть - Елена Толстая

При виде Векавищева Галина бросилась к нему.

— Андрей, слава богу, ты здесь! — Она обхватила его руками и уткнулась лицом в его грудь.

Андрей Иванович смутился. С Галиной у него никогда не получались теплые отношения. Он ее побаивался, она держалась холодновато и отстраненно. Но гибель Ильи и Марты как будто смела все препоны, отменила все былые условности. Они все — родные люди. Сроднились за долгие годы.

Векавищев осторожно обнял Галину за плечи.

— Не плачь так, Галочка, не убивайся… У тебя молоко пропадет.

— Володька уже большой, какое молоко… Да и не было молока толком… — Галина сквозь слезы рассмеялась и снова заплакала. — Господи, о чем мы говорим!

Буров сказал резко:

— Ну что, идем? Дети ведь беспокоятся, родители уже час как должны были вернуться.

— Погодите! — Галина повисла на локте у Векавищева. — Что вы скажете им? Что?

— Правду, Галя, — уверенно произнес Векавищев.

— Какую правду? — почти закричала Галина. — Ваших мамку и папку застрелили бандиты? Такую правду? Да как они жить будут с такой правдой? Витька совсем крошечный, он-то как это примет?..

— А что ты предлагаешь? Что родители, мол, уехали далеко-далеко? Так, мол, вышло, что им пришлось отправиться в командировку, из которой нет возврата? — сердито возразил Векавищев. — Не глупи, Галина. Буров, скажи ей! Война была — столько сирот оставалось… Что, им тоже рассказывали сказочки про командировку? Что Баба-яга со свастикой забрала сестренку?..

— Война давно кончилась, — сказала Галина.

— Похоже, нет, — вздохнул Буров. — Пока зло на земле не истреблено вплоть до последнего гада, не окончится и война против него.

— Что, голосовать будем? — спросила Галина горько.

— Почему бы и нет? Нас здесь трое — достаточно для первичной ячейки… Будем голосовать, — сказал Векавищев. — Я за правду. С правдой горе пережить легче.

— Горе вообще пережить невозможно, — прошептала Галина.

— Все, идем, — оборвал Буров.

Они вошли в дом…

* * *

Андрей Иванович оставил Дениса жить у себя на квартире — следить за хозяйством, а сам практически перебрался к Авдеевым. Старшие мальчики, Прохор и Виталий, понимали случившееся. Вели себя как настоящие маленькие мужчины. «Горе — это как дом, в нем приходится жить. Внутри него. Главное — чтобы оно само не начало жить внутри тебя», — учил их Андрей Иванович, дядя Андрей.

Маленький Витька понимал плохо, плакал, звал маму.

— Мама не придет, — объяснял дядя Андрей. — Витя, засыпай. Мама хочет, чтобы ты хорошо себя вел, чтобы ты хорошим был… чтобы тебе хорошо было, Витька…

Он неумело прикасался губами к головке малыша, и тот закрывал глаза.

Старшие мальчики, тихие и хмурые, следили за тем, как дядя Андрей старается. Они и сами старались, помогали, не жаловались. Но тосковали, это было очевидно.

Перебралась к Авдеевым и Галина Бурова с Володькой. У нее были большие планы, которые здорово отвлекали всех от случившегося. Она вытащила швейную машинку покойной Марты, «достояние и приданое» ее, взяла журналы с «модельками», которые ей показывала Марта, и принялась шить. Материю привезла из Тюмени. Нарочно ездила. Кроила и шила целыми днями. Весь дом был завален лоскутами, повсюду катались катушки ниток. Иголки и булавки были у Галины по счету. В доме, где есть дети, иначе нельзя: все острые предметы сосчитаны и воткнуты в особую подушечку, сделанную из старых «плечиков» для платья.

— Прохор, пересчитывай булавки, все ли на месте, — командовала Галина.

Мальчик считал, потом спрашивал:

— А сколько их должно быть?

— Двадцать.

— Одной нет.

— Ищи.

И он ползал по полу с магнитиком, внимательно обводя все половицы, одну за другой. Страшное дело будет, если маленькие найдут булавку, сунут в рот, проглотят или в руку себе загонят!

Приходила и Ольга Дорошина, помогала со стиркой, с починкой одежды. Обе женщины не на шутку были обеспокоены тем, как сложится дальнейшая жизнь осиротевших детей. Векавищев не может опекать их без конца. Рано или поздно ему придется принимать какое-то решение. Сейчас, пока волна общего горя не улеглась, еще можно как-то справляться, но ведь и год, и два, и десять придется ему тащить на себе этот воз, чужую семью, оставшуюся без кормильца…

— Андрей Иванович, — подступила Ольга Дорошина, — я хочу серьезно с тобой поговорить. Я занимаюсь детскими учреждениями, как тебе известно, садиком и… — Она махнула рукой, оборвала речь. — Это ты сейчас, на гребне волны, так сказать, на энтузиазме, справляешься, но ты выдохнешься. Поверь мне. Мужчины не созданы для марафонских дистанций, мужчины — спринтеры. Добежать, схватить приз и лежать на диване оставшуюся жизнь. Вот ваш девиз. А работа матери — она кропотливая и нудная. Ты не потянешь. Был бы женат — я бы не сомневалась, но холостяк с тремя детьми… Не поднимешь ты их на ноги.

— Ты совсем в меня не веришь, Ольга! — спокойно сказал Векавищев. Его это, похоже, вовсе не обижало.

Ольга Дорошина была известна своим критическим отношением к людям. Суровая, резкая, она говорила то, что думала. И всегда была готова прийти на помощь. «Моя задача — помочь, а не помогать», — говорила она, намекая на то, что человек должен справляться со своими проблемами сам. Один-два раза подтолкнуть, помочь — можно. Но помогать постоянно — нет. «Это разлагает, лишает чувства ответственности, порождает паразитические настроения».

— Я справлюсь, — уверенно произнес Векавищев. — И ты, и Галина — вы же обе в меня не верите. Но вы увидите. Я и дома теперь буду чаще бывать, перевожусь в аварийную бригаду мастером.

— Андрей, — устало молвила Галина, — все равно же их трое, ты один. Есть смысл подумать об интернате. Ты будешь приезжать к ним на выходные, брать их на время отпуска… Там за детьми будет постоянный присмотр, там и воспитатели, и педагоги…

Андрей Иванович аж побелел.

— В сиротский дом детей Ильи я не отдам, — отрезал он. — Как ни назовите… Пусть это интернат, пусть там самые лучшие воспитатели… Нет. Дети должны жить в семье, с родителями.

— Но у них нет родителей! — вскрикнула Галина, забыв об осторожности (дети находились в соседней комнате и могли слышать). Она спохватилась, понизила голос. — Ильи с Мартой больше нет, Андрей. Это данность. Это факт. И ты им не отец и не мать. И не сможешь их заменить.

— Не будем больше говорить об этом, — сказал Андрей Иванович твердо. — Я вас обеих прошу. И мужьям своим скажите. Нет. Дети Ильи будут со мной. Если мне придется полностью переменить для этого свою жизнь — я сделаю.

— И что ты сделаешь? — спросила Ольга шепотом.

— Я уже начал… Я подал документы с ходатайством об усыновлении, — сказал Векавищев. — Точка.