Колодец старого волхва - Елизавета Дворецкая

За большим столом в княжьей гриднице сидело и семейство тысяцкого. Сияна не только матери и нянькам казалась повзрослевшей за дни осады: несколько месяцев назад ее едва замечали, а теперь ее лицо приобрело строгость и внутреннее воодушевление, отчего она стала еще красивее и совсем уже не походила на ребенка. Теперь взгляды гридей и бояр то и дело устремлялись к ней, но даже Дунай Переяславец не смел ей подмигнуть. Даже князь Владимир поглядывал на боярышню с одобрением, покручивая ус, и обводил взглядом своих кметей, прикидывая, нет ли среди них подходящего зятя для тысяцкого.

Были здесь и служители богов — епископ Никита с Иоанном, был и Обережа, были и старосты ремесленных концов, городники, был даже неугомонный Шумила. В этот радостный день все были в мире, все праздновали единый праздник.

В разгар пирования на свободное пространство перед княжеским столом вынесли скамью, покрытую куском медвежьей шкуры. На нее уселся княжеский гусляр, ему подали гусли, украшенные резьбой и блестками перламутра. Увидел бы его Сполох — это был тот самый русобородый кметь, что слушал на подольском торгу его повествование о белгородском киселе. Но Сполоха давно не было в Белгороде, а все прочие ничего об их встрече не знали и смотрели на гусляра с любопытством. О чем он им споет? Старую славу прежним князьям, новую славу о последнем походе Владимира на чудь? Этого особенно хотелось белгородцам, но ожидало их совсем другое.

— Хочу я вас, белгородцы, други мои, честью почтить, — сказал князь. — О делах ваших славных велел я сложить песню, — слушайте ее сами, а после будут слушать ее потомки ваши и знать, из какого славного корня род их ведется, чтобы гордились они честью земли нашей и ни в какой беде не роняли ее. Гости притихли в удивлении, а гусляр запел:

Князь Владимир пошел к Новугороду,

За воями пошел за верховными,

Ведь великая рать с печенегами

Землю русскую беспрестань томит.

И пришли печенеги под Белгород,

Не пройти никому, не проехати,

Нет дороги ни конному-пешему,

Нет подвоза припаса житного.

Затаив дыхание, белгородцы слушали песню о своих же делах и не верили ушам. Кощуны поют о богах, славы — о древних князьях и могучих витязях, но что можно спеть о них — о кузнецах и городниках, о старике, который и меча поднять не сможет, о самых простых людях, которые ничем не славились, ни родом, ни удалью не вышли?

Повествование продолжалось, череда известных им событый проходила перед глазами белгородцев, и свои же дела выглядели незнакомыми, важными, полными высокого смысла и величия. Не такими они казались раньше — каждый переживал свой труд и свое горе как мог, терпел, боролся, падал духом и вновь обретал надежду, но во всем этом не виделось ничего героического. И только теперь, в словах стройной песни под гусельный перезвон, белгородцы словно с высоты взглянули на недавнее прошлое и поняли, что же они сделали все вместе — отстояли от беды свой город, заслонили щитом Киев и всю русскую землю, стали не менее достойны прославления, чем могучие бойцы древних времен.

Воротились послы печенежские

Ко князьям своим и поведали,

Что видали они чудо чудное,

Как черпали кисель из колодезя,

Как кормила славян Земля-Матушка.

Эта песня была славой Земле, древней и вечно прекрасной Земле славян, которую еще много веков назад сам Сварог начал оборонять от лютого Змея Горыныча. И каждый из них, детей этой Земли, готов был отдать ей все свои силы, саму жизнь. Ручейки сливались в могучий поток. Он сметет все преграды и горести, он отстоит волю, изобилие, славу земли русской, чтобы травы и цветы ее не попирались копытами чужих коней, не поливались слезами и кровью и чтобы потомки их могли спустя века подхватить эту песнь:

О светло светлая и украсно украшеннаяземля русская!

И многими красотами удивляешь ты:

Озерами многими, реками и кладезямиместночтимыми,

Горами крутыми, холмами высокими, дубравами чистыми,

Городами великими, селами дивными,

И князьями грозными, боярами честными.

Всего ты исполнена, земля русская!

1994-1996 г.

Батыр — воин, богатырь (тюрк.).

Бек — военачальник (тюрк.).

Берегини — мифологические существа в виде птиц с девичьими ликами, приносящие весной росу на поля и способствующие урожаю.

Бережатый — провожатый, охранник в дороге. Березенъ — апрель. Било — подвешенный кусок железа, обычно плоский, стуком в который оповещали о пожаре, созывали на вече и т. д. Бискуп — епископ. Бронь — древнее название кольчуги.

Вежа — башня.

Белес — один из главных славянских богов, хозяин подземных сокровищ и мира мертвых, покровитель лесных зверей и домашнего скота, бог охоты, скотоводства, урожая, торговли, путешествий и богатства.

Велик день — праздник.

Вено — выкуп за невесту.

Весь — деревня.

Вечевая степень — возвышение на вечевой площади, с которого произносились речи.

Видок — свидетель на суде, очевидец.

Вила — воздушный дух в виде красивой девушки.

Вира — штраф в пользу князя за тяжкие преступления.

Вирник — княжеский сборщик штрафов.

Воротник — сторож у городских ворот.

Головничество — выплата, взимаемая с убийцы в пользу родных убитого.

Горница — помещение верхнего этажа.

Городник — специалист по строительству и ремонту городских укреплений.

Городня — бревенчатый сруб, иногда засыпанный землей, из которых строились городские укрепления.

Гривна — 1) денежная единица, около двухсот граммов серебра; 2) шейное украшение из серебра или золота, могло служить знаком чина или отличия вроде современного ордена.

Гридница — помещение для дружины в доме знатного человека, «приемный зал».

Гридь — член дружины, воин.

Груден — ноябрь.

Дажъбог — бог тепла и белого света (который не тождественен солнечному свету), мифологический предок рода киевских князей Рюриковичей.

Денарий — западноевропейская серебряная монета весом около полутора граммов серебра.

Десятник — начальник дружинного десятка.

Детинец — крепость, укрепленная часть города.

Детские — ближняя дружина князя, телохранители.

Диргем — восточная серебряная монета весом около трех граммов серебра, имела в Древней Руси широкое хождение.