Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков

– Ну вот и он не станет. Он-то хрен с ним, не велика потеря. А вот если чемпион Обитаемой Вселенной по какому-нибудь фрирайду, условный Ринат Камаллетдинов не купит – это уже будет совсем нехорошо.

– Так что же делать? – расстроился Леоныч.

И тут я упустил свой шанс сделаться интеллектуальным лидером коллектива, так как сказал глупость:

– Пусть целует крест, раз уж тебе так хочется. Но кельтский, например, с кругом посередине. Очень миленько получится и одновременно вполне нейтрально. А заодно привет передадим всему околофутболу. Вряд ли кто догонит подтекст, а хулсам приятно будет. Может даже сподвигнем кого-нибудь из них на скейте покататься.

Леоныч замахал руками:

– Да ты что, Фил, это еще хуже! Тогда уж лучше сразу свастику! Этими же крестами скины с ног до головы набиты. Про кельтов и футбол там и не вспомнит никто, сразу по наци проведут. Не сомневайся!

– Ну, тогда давай думать дальше…

– Давай…

Через полчаса, уже перебравшись в ставший нашей штаб-квартирой Инженерный, мы додумались вот до чего. Отчаянный байкер на вершине скалистой горы станет целовать миниатюрную 32-двух зубчатую звездочку, которая будет висеть на золотой цепочке, сделанной в виде велосипедной цепи. Эх! Даже жаль, что обложка так и никогда не появилась. По-моему, должно было получиться неплохо.

Примерно через три недели после первого судьбоносного собрания, к журнальной теме подключился профессионал – тот самый гариковский кузен. Коллектив, как невеста первой брачной ночи, с волнением и восторгом ждал встречи с ним. К тому времени мы уже совершенно иссякли в своих фантазиях и даже не знали уже о чем бы нам еще помечтать-поговорить. Надо было срочно выходить на новый качественный уровень пиздобольства.

Профессионал прибыл к обеду. Мне лично он сразу понравился своей в хорошем смысле слова народностью: запросто приехал на метро, в потертом солдатском тулупе, в заячьем треухе, и с буквально котомкой калики перехожего через плечо. Студент-народоволец с картины Репина. Я как-то совсем по-другому представлял себе самого себя, ступившего на благодатную почву издательского бизнеса. Помните, «пиджак от Yamamoto, штаны Comme Des Garcons», Mac G4, секретарша Инга с ногами неописуемой красоты… А тут овчина и побитый молью кролик.

«Да, этот нам насоветует…», – подумал я.

Мы расселись вокруг стола в комнате отдыха. Леоныч, тоже немного разочарованный этой самодвижущейся репродукций, по-быстрому ввел кузена в курс дела, и просил его быть кратким. Кузен поддержал деловой подход нашего Главного редактора, и, не давая никому слова вставить, задвинул речугу минут на сорок.

Смысл ее был простой. Без него у нас не то, что ничего не получится, а вообще ожидает нас такая катастрофа, масштабов которой мы, ввиду нашей вопиющей неграмотности, даже себе не представляем. Чувствовалось, что шибко крепко запали ему в душу миллионы папаши Дорсетта, те самые сто тонн ефремовского грина. Острое желание гариковского родственника подключиться к окучиванию нашего маленького огородика было заметно невооруженным взглядом. И выражался он при этом довольно грубо:

– Даже и не думайте ни о каком журнале! Ни хера у вас не получится!

– А с тобой, конечно же, получится, да? – спросил его уязвленный Леоныч.

– Со мной у вас хотя бы есть шанс, – твердо ответил кузен. – Посмотрите на себя, вы же сборище лохов!

Это было особенно неприятно слышать потому, что это была отчасти правда. А с другой стороны: ну ни хера себе! Что за борзые наезды?!

– Не получится? Отчего же? – все же поинтересовался Леоныч.

Кузен улыбнулся Главному редактору одновременно ласково и как-то очень жалостливо. Так в «Белых столбах» улыбаются добросердечные санитары буйно помешанным на просьбы отвязать их от койки.

– Ну вот, например… Вот ты, технический редактор! – Кузен вдруг обратился ко мне (он, казалось, так и сказал нарочито с маленькой буквы, пренебрежительно: «технический редактор»). – Ты хотя бы приблизительно представляешь себе, что нужно сделать, чтобы заверстать картинку в макет?

И не знал кузен-народоволец, что не того человека он вызвал на поэтический поединок!

Я, в отличие от многих, времени зря не терял. Пока остальные предавались беззаботным мечтаниям, я за эти недели успел многое вспомнить, узнать и прочитать. Я засыпал и просыпался с книжками по графпакетам, верстке, допечатке, типографике, и другим полиграфическим дисциплинам. И действительно кое в чем уже вполне сносно ориентировался. Хотя, откровенно говоря, кузен спросил элементарную чушь.

Я сделал вид, что смущен вопросом. Кузен, горько усмехаясь, оглядывал присутствующих: мол, с таким техредом вы, чуваки далеко не уедете. Когда он уже открыл рот, чтобы сказать это, а может быть что и пообиднее, я прокашлялся и деловито уточнил:

– Картинку внедряем в макет, или подлинковываем?

Уточнение было тоже глупое, но хотя бы по форме своей верное. Кузен изумленно примолк. Неприятельская атака отбита, настала пора самому бросаться в штыковую:

– К тому же, вы не указали, в каком приложении будет верстаться макет.

– А какая разница? – растеряно спросил кузен.

– Я вижу, что для вас – никакой.

Вот он, триумф воли!

Я тяжело вздохнул:

– Ну не знаю, Александр Георгиевич. По-моему, мы только теряем время…

Как говаривал Штирлиц Мюллеру в девятой серии: «Я не люблю, когда меня держат за болвана в старом польском преферансе. Я игрок, группенфюрер!».

– Довидзеня, – подвел черту под разговором Леоныч. – Мы с вами свяжемся.

Кузен пытался еще вынимать из своей колоссальной котомки какие-то наглядные пособия, что-то еще говорить про абсолютную некомпетентность и прочее, но наш вождь был непреклонен:

– Довидзеня… Пшепрошем!

Кузен, подобрав пожитки, отбыл. До выхода его провожал Гарик. Он шел рядом и утешал родственника как мог. Родственник вид имел обиженный и расстроенный. Гарик виновато разводил руками.

– Если он и работал в редакции, то только сторожем. – глядя им вслед, прозорливо определил Леоныч.

– Да, тоже мне, эксперт! – поддакнул я. – Тупорылая деревня! Не, главно дело: «А какая разница»!

Леоныч задумчиво катал пустой стакан по столу.

– Но это-то, знаешь, хрен с ним. Плохо как раз другое.

– Что?

Главный редактор посмотрел на меня безо всякой радости:

– То, что теперь ты, Фил у нас за основного эксперта. Я все-таки немного надеялся на этого ливеркузена. Ладно, попробуем как-нибудь так…

Победа оказалась пирровой, я ничего не выиграл.

Пришла, наконец, настоящая весна. Потекли ручьи, солнце засверкало в лужах, запели птицы, стал ощутимо прибывать день, ну и вообще. Весна, как время пробуждения природы от зимней спячки тысячи раз описана в настоящей художественной литературе, и абсолютно не нуждается в моих неуклюжих услугах. Профессиональные писатели-лирики уже все сказали по этому поводу, и ничего нового я сообщить не смогу. Мои потужки будут выглядеть просто жалко. Короче, она пришла.