Русалка и миссис Хэнкок - Имоджен Гермес Гауэр

– Когда? – спрашивает мистер Хэнкок, стискивая ее локти.

– К Рождеству, думаю.

– Ах, дорогая моя! Как же мы будем счастливы! Я и вы, моя маленькая женушка, и наше дитя! О таком я и не мечтал!

– Я тоже, – говорит Анжелика.

– Я же обещал сделать вас счастливой! Вы ведь счастливы, правда?

– О да, сэр. – Анжелика промокает платочком глаза. – Разумеется.

Вечером того же дня мистер Хэнкок заказывает разных сластей, мясных пирогов и прочего и приглашает соседей, чтобы отметить радостное событие в теплой, дружеской обстановке. Он посылает также за сестрой Эстер, которая, несмотря на свою напускную благожелательность, все же не удерживается и, едва переступив порог, шипит мистеру Хэнкоку:

– А ты уверен, что ребенок твой?

Гости представляют собой разношерстное сборище. Мистера Хэнкока, чья звезда сейчас восходит, почтили своим присутствием господа из более высокого круга дептфордского общества, нежели тот, в котором он вращался прежде. Явились и все арендаторы с Хэнкок-роу – вернее, не все, а только мужчины: учитель танцев, доктор, предприниматель, совсем недавно открывший посудную лавку на Батт-лейн. Джем Торп и старший корабельный плотник тоже здесь – держатся особняком, неодобрительно оглядывая собрание. Раньше избранное дептфордское общество состояло из людей одного лишь сорта: мастеров с золотыми руками и замечательными способностями к вычислениям, всю свою жизнь посвятивших строительству кораблей и не мысливших для себя иного способа заработка. Эти праздные сухопутные горожане совсем другой породы. Откуда они взялись и как с ними держаться?

Все гости, впрочем, сходятся в одном отношении: все до единого явились без жен, сестер или детей.

– Да что же такое, а? – восклицает мистер Хэнкок. – В нашей компании решительно не хватает дам.

Новые друзья вертят в пальцах бокалы и с неловкой улыбкой бормочут оправдания.

– Что-что? – спрашивает мистер Хэнкок. – Да говорите же! Говорите! Я пока еще ни от кого не услышал внятного объяснения!

Анжелика берет мужа под локоть, отводит в сторонку и шепчет:

– Их жены не хотят иметь со мной дела.

– Нет! Это же абсурдно!

Она пожимает плечами:

– Напротив, совершенно разумно. Водить со мной знакомство неприлично.

– Но вы же моя законная жена, разве нет?

– Да, конечно, но… – Анжелика вздыхает. – Они просто не желают со мной общаться. Да и мужья их тоже не желают… – Хотя, обернувшись, она видит, что все мужчины с нескрываемым интересом глазеют на нее, ибо много о ней наслышаны и видели ее изображение в особых журналах, ходящих по рукам. – Однако можете не сомневаться, всем присутствующим здесь даны строжайшие указания внимательно меня рассмотреть и все запомнить, дабы в мельчайших подробностях описать по возвращении домой.

– Но… неужели местные дамы никогда не станут вас навещать? У вас все-таки должно быть женское общество.

У Анжелики вдруг возникает непреодолимое желание увидеть милую Беллу, спросить у нее: «Как тебе удалось с этим справиться?» Белла все растолковала бы, Белла проявила бы доброту и сочувствие. Но с другой стороны, Беллу окружают дамы высокородные, титулованные и многоземельные. Не жены заурядных провинциальных джентльменов, а птицы совсем другого полета.

– Ну, возможно, в конце концов они изменят свое отношение ко мне, – говорит она. – Я постараюсь стать такой, как они. Если сегодня я произведу хорошее впечатление, они не смогут не проникнуться ко мне приязнью, я уверена.

Сьюки, открывая клавикорд, пристально смотрит на них: перешептываются там в сторонке, и дядюшка смотрит на свою жену с обожанием. Она ничего не имеет против Анжелики, но удручена тем, что мистер Хэнкок столь быстро перевел на нее все свое внимание: Сьюки всегда считала себя главным человеком в его жизни и очень расстроена, что он вмиг о ней забыл.

– Бренди! – кричит мистер Хэнкок, и все хором провозглашают тост за будущего ребенка.

Он обнимает за талию свою жену, разрумянившуюся и совершенно очаровательную. Даже миссис Липпард невольно улыбается, а потом и смеется. Пускай ребенок еще не ребенок, а крохотный зародыш, но он связывает их союз крепче, чем что-либо иное. Теперь об изгнании миссис Хэнкок и речи быть не может.

В комнату проворно входит Бригитта и, подергав мистера Хэнкока за рукав, сообщает, что к нему пришли.

– Еще гости? – восклицает мистер Хэнкок. – Замечательно! Проводи их сюда! Проводи их сюда! – Однако, проследовав в прихожую по знаку Бригитты, он обнаруживает там всего лишь посыльного. – Вам велено подождать ответа? – спрашивает мистер Хэнкок.

– Нет, сэр. Только вручить письмо лично в руки. Оно важное.

– Понятно, понятно. – Мистер Хэнкок разглядывает сургучную печать: на ней – хвала Небесам! – оттиск кольца капитана Джонса, с изображением якоря.

– Спасибо. Может, выпьете глоточек бренди?

– Благодарю вас, сэр. Нет, сэр. Мне нужно идти.

Когда дверь за посыльным закрывается, мистер Хэнкок снова разглядывает печать. «Новости с моего корабля, – говорит он себе, в то время как сверху доносятся приглушенные звуки клавикорда, сопровождаемые смехом и неразборчивыми голосами новых друзей. – Вероятно, чрезвычайной важности. Хотя что может быть важнее новости, которую я узнал сегодня утром?» Он вспоминает, с какой лихорадочной настойчивостью требовал раздобыть живую русалку; какое головокружительное блаженство испытывал, когда узнал, что она найдена и поймана. А теперь? «Теперь это не имеет значения. У меня есть все, о чем я только мог мечтать. Еще одно чудо в моей жизни не прибавит к моему счастью ровным счетом ничего».

А если новости плохие, то есть если русалка погибла или оказалась фальшивкой, это тоже ровным счетом ничего не изменит. Тем не менее мистер Хэнкок поднимается обратно наверх с неспокойным сердцем. Анжелика стоит у клавикорда, переворачивая ноты для Сьюки, и при появлении мужа обращает на него взгляд, исполненный тихого счастья.

– Что там? – спрашивает она, почти беззвучно, чтобы не мешать выступлению девочки, но, увидев выражение его лица, отступает от инструмента и знаком просит учителя танцев занять ее место.

– Письмо. Я еще не прочитал. Я… я подумал, может, вы прочитаете. Оно от капитана Джонса.

Анжелика округляет глаза:

– Так он вернулся?

– Не знаю! Вскройте письмо!

Анжелика подсовывает палец под сургучную печать и осторожно разворачивает бумагу. Она влажная, грязная и содержит нижеследующее сообщение, написанное торопливым корявым почерком: