Долгая ночь - Юля Тихая

Арден поджал губы и нахмурился. Он как будто бы взвешивал что-то, перекатывал на языке неприятные слова, которые ему очень не хотелось произносить.

— Ты на него смотрела, — наконец, сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Ты испугалась, и лис… это инстинкт.

— У тебя был срыв? — возмутилась Летлима. — И ты не сказал?!

Кто-то из служащих, тихонько присвистнув, фыркнул, а Арден поморщился. Лицо у него сделалось несчастное. Быть не в ладах со своим зверем — удел подростков-неудачников: это у них бывают проблемы с оборотом, «застревания», непроизвольные превращения и проблемы с контролем. У взрослых двоедушников это считается отклонением, подлежит лечению и относится к «стыдным» болезням, вроде геморроя.

С другой стороны, его срыв спас мне жизнь. И, кажется, я до сих пор не поблагодарила его за это.

— Спасибо, — тихо произнесла я, всё так же глядя ему в глаза и пытаясь разглядеть за ними тёмно-рыжую фигуру с белым пятном на носу. — Было бы жаль, если бы он меня застрелил.

Арден кивнул и опустил взгляд.

— Давайте я резюмирую, — сказала хмурая лиса, возвращая собравшихся в деловое русло. — Одиннадцать лет назад двоедушник Вердал Кебра из Делау, проживающий в столице, встретился со своей парой, Арой Данале из Амрау. Между ними произошёл конфликт, и девушка прыгнула в реку с моста. Связь Вердала со зверем оборвалась, а сам он ушёл по воде, из-за чего лисы сочли его погибшим. Всё верно?

— Вероятно, это была осознанная инсценировка, — вставил Арден. — Он знал время.

Лиса кивнула. Летлима прошлась по комнате, села в итоге на артефакторный стол и покачивала теперь длинным носом туфли.

— Шесть лет назад, — продолжала лиса, — сестра погибшей, Кесса Данале из Амрау, бежала от пары и из родного города. Чтобы скрыться от преследования, она случайно воспользовалась запретной магией и создала артефакт, запирающий зверя в лиминале. Её след был на этом утерян. Вы оба обращались за документами к Барту Вне Рода, ты не видела его там?

— Н-нет, — с некоторым сомнением сказала я. — Я не уверена, что я бы его узнала, но, думаю, нет.

— Он бы узнал тебя, — покачала головой молчавшая до того Матильда. — Ты всё-таки очень похожа на Ару.

Я сглотнула и повторила с нажимом:

— Думаю, мы не встречались.

— Хорошо, — лиса кивнула. — В таком случае следующее, что мы знаем: три года назад Фетира Ска с берегов Хладного Озера поймала зверя, встретила пару и ужасно его испугалась. Она пыталась обратиться в полицию и бежать, а для того попросила помощи в артефакторной лавке, где Кесса передала ей артефакт. Скрыться ей не удалось, Фетира была убита, а артефакт исчез. Предположительно, убийцей был Вердал Кебра, к тому моменту он уже восемь раз участвовал в Охотах под разными именами.

— Каждый год? — уточнила Летлима.

— Верно, — кивнула лиса. — Один из служителей храма даже узнал его на фотографии: он запомнил его, потому что юноша показался ему слишком взрослым для Охоты. После убийства Фетиры его поддельные имена больше не встречались в документах по Охоте, и храмовники не вспоминали такого.

— Но он же взял откуда-то мышь! — возмутился Арден. — То, что я его не видел, ещё может быть крутым маскировочным заклинанием, но мышь?!

Движение остроносой туфли вдруг остановилось, а Советница глухо щёлкнула пальцами.

— Кесса, — Летлима резко обернулась ко мне, и вслед за ней, как верные подсолнухи за летним солнцем, развернулись все собравшиеся, — я думаю, тебе подойдёт в этом году корона Принцессы Полуночи.

Я глупо моргнула и нахмурилась, а в ушах, словно сквозь вату, звенели обрывки чужих реплик.

— Принцессы?..

— Госпожа, в вашем распоряжении полный состав ла…

— Привлекать гражданского?

— Мама!..

— В храме могут быть против.

Я молчала.

Принцесса Полуночи? При чём здесь Принцесса Полуночи, и при чём здесь я?

Это Ара была прекрасна, как Принцесса Полуночи, и всякий в Амрау знал, что, когда зенит дойдёт до Подножья, Ара поедет к Храму, обернётся в газовый платок и встанет в очередь соискательниц; и не найдётся девушки, которая будет краше и лучше неё, и в её белых волосах будет гореть огнями волчья корона.

Я мечтала вырасти похожей на Ару.

— Мы не станем рисковать, — деловито сказала Летлима, и носок её туфли вновь закачался. — Мастер Ламба, верно ли я понимаю, что маскировочные свойства артефакта связаны с лиминалом?

— Всё так, Советница.

— Возможно ли такое, что Кесса меньше им подвержена, потому что тоже имеет своеобразные с ним отношения?

Мастер Ламба пожевал губу, а потом тряхнул головой, звякнув россыпью закреплённых над пенсне сменных линз:

— Это одна из гипотез, Советница.

Летлима кивнула.

— Мы не станем рисковать, — повторила она. — Мне не нужно, чтобы по моей стране ещё год бегал неуловимый сумасшедший, который топит своих пар и имеет связи в преступном мире. Я хочу видеть его в застенках и на закрытом судебном процессе, а если юристы смогут протащить это мимо международного моратория, то и в расстрельном списке. Здесь всё?

— Мне всё ясно, Советница, — склонила голову лиса в мундире с нашивками.

Летлима сверилась с часами и цокнула ногтём по рации, и это стало почему-то сигналом: мастер Ламба, бормоча себе под нос что-то восторженное, свернул чертежи в рулон, заскрипели стулья, а Дола выключила пыхтящую под кастрюлей с кофе плиту.

Если лисе и было всё ясно, мне ясно ничего не было.

Увы, все как-то вдруг заторопились; Арден, сверкнув глазами, умчался вслед за лисой куда-то к лестнице и вниз, артефакторы собрались вокруг разобранного образца, а в дверях грохнула ведром раздражённая техничка.

— Ты настоящая ласка, милая, — похвалила Матильда.

Подмигнула мне и вышла раньше, чем я успела у неё хоть что-то спросить.

До самого обеда я сидела в опустевшей лаборатории, помогая мастеру Ламбе маркировать чертежи. Он разглядывал тонкие листы полупрозрачной кальки, подавал мне и диктовал номера слоёв, а я аккуратно проставляла их красными чернилами в каждом углу.

— Я не хотела, чтобы артефакт убивал, — тихо сказала я, прищепками привешивая очередной лист на верёвке, сохнуть. — Я даже не думала, что это возможно.

— О, такое случается регулярно, — добродушно сказал мастер, лёгким движением набрасывая на глаза зелёные линзы и рассматривая через них что-то вроде исчерченного векторами бублика. — Это слой номер двадцать восемь, отвесь его в сторону, пожалуйста. В этом потрясающая красота нашей науки. Когда я с вершины своего опыта говорю, что нечто возможно, я, конечно же, прав. А когда говорю, что невозможно — вероятнее всего, ошибаюсь. За иллюзией системы, логикой, взаимосвязями и противовесами на каждую силу стоит Бездна, и через ювелирный микроскоп мы смотрим в её глаза.