Аркан - Татьяна Русуберг

Внезапно Анира почувствовала, как ломит колени от стояния на холодном полу. «Когда же кончится эта мука? Нет! Не отвлекаться! Надо найти ответ. Маска… Маска… Ну почему я раньше не подумала об этом?! А может, Зостриана ошибается? Да какая разница! Вопрос, заданный перед ликом Величайшей, требует не обвинений, а ответа».

— Фламма, — пробормотала она чуть слышно. «Разве не так зовут его, фаворита Танцующей школы, нового учителя Аджакти, о котором донесла Шазия? Кто это может быть, как не он?»

— А второе имя? — Зостриана была неумолима. Согласно учению все Высшие имели двойника, носившего имя славы неба. «Ягуар и Ворон. Омеркан и Аджакти. Фламма и… Кто? Кто?!» Молчание затянулось.

— У меня есть право на вопрос, — наконец выдавила Анира, скрепя сердце. «Остается надеяться на Иш-таб. Я выложила на стол все карты, включая туза в рукаве. Какой бы ответ ни дала богиня, жрецы вынуждены будут принять его. Только бы мне позволили спросить!»

Глухие удаляющиеся шаги. Принцесса осмелилась бросить короткий взгляд исподлобья. Черные фигуры отошли к подножию статуи, возвышавшейся над ними в несколько человеческих ростов. Ниша, где покоилось изображение Иш-таб, защищала сказанное в присутствии богини от ушей непосвященных. Девушка могла расслышать лишь невнятное бормотание. Она закусила губу: «Святоши! Чего им еще надо? Неужели не ясно, что моя клятва Иш-таб приведет их к власти так же верно, как конюх ведет мерина к кормушке с овсом?!»

Будто прочитав ее мысли, черные балахоны повернулись в сторону неофитки, и она поспешила потупить взгляд. Снова шаги и шелест длинных плащей по мрамору.

— Встань, дочь моя.

«Ашрот. Наконец-то!» Анира поднялась с колен и впервые встретилась глазами со жрецами. Их лица скрывали одинаковые белые маски, только зрачки поблескивали в прорезях глазниц. Просторные балахоны полностью скрывали очертания тел, так что отличить женщин от мужчин можно было только по голосу.

— Богиня поднимет для тебя покрывало, — на этот раз говорила не Зостриана, а ее двойник, личность которой принцесса затруднялась определить. — По традиции мы должны предупреждать неофитов: это последняя стадия инициации. Теперь ты не можешь повернуть обратно. Ты получишь ответ Величайшей или умрешь. Если ты не знаешь вопроса, богиня возьмет твою душу. Ты готова?

Принцесса ощутила, как волоски вдоль позвоночника встают дыбом. «Это от холода, — убеждала она себя. — В конце концов, лучше вложить свою судьбу в руки Иш-таб, чем голову в петлю, затянутую возлюбленным братцем!» Голос не дрогнул, когда она произнесла:

— Да.

— Ну и ветрище сегодня! — Этими словами Фламма приветствовал Кая, когда того выдуло из калитки прямо в раскрытые объятия учителя. — Мои сорванцы за завтраком предложили переименовать Церрукан в Ветрюкан, представляешь? — Фаворит улыбнулся. Круглое лицо сияло отеческой гордостью.

— Как мило, — вежливо растянул губы Аджакти. Признаться, проделки Фламмовых отпрысков волновали его так же мало, как и террестра — ураганной силы ледяной ветер, за зиму выдувавший из пустыни все, кроме песка и упрямых церруканцев. Путь от казарм до домика учителя Кай проделал, едва замечая порывы, норовившие свалить людей с ног. Мысли его занимала судьба Лилии, брожение в Танцующей школе, Токе, требовавший немедленных действий, и собственное скороспелое обещание заручиться поддержкой знаменитости.

Упомянутая знаменитость, к счастью или несчастью, пока не обращала внимания на приценивающиеся взгляды ученика. Вот и теперь Фламма безмятежно распространялся на тему церруканской погоды, будто ничто в жизни его не беспокоило больше, чем сохранность доморощенной виноградной лозы. Продемонстрировав Аджакти увитые гордостью садовода шпалеры, хозяин потащил его через лужайку к дощатому строению, окруженному забором. Из-за ограды доносилось кудахтанье и легкоузнаваемый запах куриного помета.

— А вот тут у нас леггорны и корниши, — радостно пояснил фаворит, тыкая пальцем в упитанных белых птиц, зарывшихся в пыль, спасаясь от непогоды. — Остальные в курятнике сидят, ветрено слишком.

Кай не был уверен, ожидалась ли от него похвала птицеводческим талантам учителя, и на всякий случай честно пробормотал:

— У меня нет слов.

Фламма расцвел и сам заквохтал, как довольный петух:

— Да-да-да. Гхм… Моя дорогая половина расщедрилась и решила пригласить тебя к обеду. Помня казарменную диету, я предложил куриный супчик. Настала Зойкина пора! — Привстав на цыпочки, Фламма потянулся через забор и указал на одну из жмурившихся от ветра кур. — Видишь вон ту мясистую, с голубым ободком вокруг глаз?

Кай заторможенно кивнул, переводя взгляд с учителя на птицу и обратно.

— Зоинька, моя красавица! — представил курицу хозяин. — Надеюсь, тебя не затруднит свернуть ей шею?

Ученик неуверенно мотнул головой.

— Ах, вот и чудно! — хлопнул в ладоши Фламма. — Видишь ли, — извиняющимся тоном пояснил он, — эта курочка — моя любимица. Для особого случая ее берег. Да-да-да. А вот теперь рука не поднимается.

Аджакти успел вовремя захлопнуть рот. Ветер швырнул в лицо целую пригоршню принесенного из пустыни песка. «Ну и дела, — размышлял он, глядя вслед Фламме, спешащему донести благую весть хозяйке. — Значит, человеку голову свернуть ему — как плюнуть. А вот курицедуре…» Гладиатор покачал головой и осторожно отворил калитку на куриную территорию. Наученный горьким опытом последних дней, он опасался подвоха. «Что, если это очередное безумное испытание?»

Птицы не обратили внимания на появление чужака, и Кай подумал с досадой: «Нет, это у меня самого уже — как это Вишня говорит? — крыша едет. Ну как казнь курицы может быть связана с боевым мастерством?» Он усмехнулся и решительно направился к задремавшей Зойке.

Не успел гладиатор пройти и пары шагов, как на него налетел ураган, не имевший ничего общего с причудами церруканской погоды. Здоровенный петух, до поры до времени скрывавшийся в курятнике, бил крыльями, орал и норовил выклевать глаза наглецу, покусившемуся на его гарем. «Вот сволочь! — помянул Кай учителя, прикрываясь руками. — О Зойкином муженьке упомянуть он, конечно, „забыл“. И придавить берсерка нельзя — тогда меня мамаша Шиобхан точно на порог больше не пустит!» В этот момент петух сменил тактику. Промежность Аджакти пронзила жгучая боль. Перед глазами потемнело, он взвыл и рухнул на колени, все еще прикрывая лицо одной рукой, а вторую зажав между ног. Почуяв близость победы, птица ликующе кукарекнула и взлетела поверженному врагу на спину. На сей раз боль ожгла Каеву задранную к небу корму.

— Сс…ка! — полупростонал-полупрошипел он сквозь сжатые зубы.

— А ругаться нехорошо, — раздался откуда-то сверху голос Айо, сопровождаемый хихиканьем брата.

Аджакти глянул в щель между пальцами. Так и есть, мальчишки снова взобрались на стену, к которой примыкал курятник. Рассвирепев, гладиатор мгновенно крутанулся на месте и подмял под себя петуха. Птица даже не успела пикнуть. Ухватив растерявшегося забияку за когтистые лапы, Кай плюхнул его на спину. Петух замер, закатив глаза.