Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

Митрополит Введенский — по духу документа — назвал его декретом: «Декрет передается благочинным. Благочинные рассылают его настоятелям. Настоятели оглашают народу. Для религиозного, вернее сказать, для религиозно-суеверного человека декрет этот ужасен. Ведь он кончается угрозой отлучения от церкви, анафемой. Это предел возможной, мыслимой церковной кары.

Поэтому декрет на церковную толпу производит, конечно, ужасающее впечатление. Не надо отдавать. Является жажда мученичества. Надо пострадать за церковь, за Христа, за золотые и серебряные чаши!.. Духовные и мирские агитаторы весьма ловко подогревали это настроение. И, по призыву настоятеля, епископа, приходского совета, а иногда случайного человека, экзальтированной женщины, собирается толпа, мешает представителям Советской власти в их работе, буйствует, бесчинствует, избивает, ломает черепа. Ломает черепа во имя Христа… И случилась реакции. Ломая черепа Советской власти, тихоновская церковь переломила свою шею»1.

Между тем, обстановка — и без того напряженная — осложнилась тревожными сведениями, полученными из-за рубежа. 5 марта в ГПУ пришло донесение, в котором сообщалось: «Штаб Врангеля ведет лихорадочную работу по подготовке новой авантюры». Планируется новая высадка белых в Крыму, с расчетом на то, что к десанту присоединятся около 4 тысяч бывших белых офицеров и солдат, скрывавшихся в горах полуострова. Для переправки десанта предназначались пароходы «Дон», «Рион» и «Саратов», которые должны были прибыть из Бизерты к сербскому и болгарскому побережью. Другой агент ГПУ доносил, что одновременно ведутся переговоры о вторжении с Петлюрой и остатками украинской армии, находившимися в Польше653 654.

Судя по тем данным, которые имеются у современных исследователей о состоянии армии Врангеля, о функционировании его штаба, сведения эти вызывают самые серьезные сомнения. Но тогда, весной 1922 года, ГПУ такими документами не располагало. А «береженого Бог бережет»: советские войска в районах возможного вторжения на Юге и Западе были приведены в состояние полной боеготовности655. Так что момент для призывов к массовым протестным действиям был выбран Патриархом совсем не удачно.

16 марта, получив информацию о событиях в Шуе, Политбюро ЦК РКП(б) принимает решение: «Опросив товарищей, имевших отношение к делу изъятия ценностей из церквей, Политбюро пришло к заключению, что дело организации изъятия церковных ценностей еще не подготовлено и требует отсрочки по крайней мере в некоторых местах»656.

17 марта Троцкий рассылает членам Политбюро проект новых директив. Основная мысль: использовать для изъятия ценностей тот неформальный раскол, который происходит между духовенством, лояльным по отношению к Советской власти, и так называемыми «князьями церкви».

«Разумеется, — пишет он, — наша агитация и агитация лояльных священников ни в коем случае не должны сливаться, но в нашей агитации мы ссылаемся на то, что значительная часть духовенства открыла борьбу против преступного скаредного отношения к ценностям со стороны бесчеловечных и жадных “князей церкви”».

Для этого необходимо «обеспечить полное осведомление обо всем, что происходит в разных группировках духовенства, верующих и пр.», а также взять «под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия… К учету изъятых церковных ценностей при помголах допустить в губерниях и в центре представителей лояльного духовенства, широко оповестив о том, что население будет иметь полную возможность следить за тем, чтобы ни одна крупица церковного достояния не получила другого назначения, кроме помощи голодающим».

Главная задача состоит в том, чтобы «агитации придать характер, чуждый всякой борьбы с религией и церковью, а целиком направленный на помощь голодающим». Повсеместно должны функционировать «официальные комиссии или столы при комитетах помощи голодающим для формальной приемки ценностей, переговоров с группами верующих и пр. Строго соблюдать, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации».

Одновременно необходимо создать на местах секретные комиссии из числа руководителей губкомов, военных и других должностных лиц, которые вместе с Центральной комиссией должны будут, предварительно «тщательно подготовив все в деталях», руководить всем процессом изъятия ценностей, «ни в коем случае не форсируя слишком кампанию и не прибегая к применению силы, пока политически и организационно вся операция не обеспечена целиком».

«Видных попов по возможности не трогать до конца кампании, но негласно, но официально (под расписку через губ-политотделы) предупредить их, что в случае каких-либо эксцессов они отвечают первыми»657.

Ознакомившись с этим документом, Ленин 19 марта направляет членам Политбюро письмо — то самое «знаменитое» письмо, без которого и поныне не обходится ни одно из творений «лениноедов», обвиняющих Владимира Ильича в стремлении разгромить Русскую православную церковь как таковую и физически ликвидировать духовенство в целом как сословие.

Но это заведомая неправда. Не затрагивая, в отличие от Троцкого, внутрицерковные разборки, Ленин пишет не об отношении к религии или церкви вообще, а лишь о «реакционном духовенстве», т. е. той малой части священнослужителей, которая, в отличие от прочих пастырей, изначально активно противостояла Советской власти.

И он рассматривает их не как служителей культа, а исключительно как политических деятелей, которые уже после окончания Гражданской войны попытались дестабилизировать обстановку в стране и вновь «испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету». Для Ленина был важен прежде всего именно этот контекст событий, произошедших в Шуе и других местах1.

В голодной стране, где большинство населения считало себя верующими, при том количестве неустройств и безобразий, которые действительно имели место, призыв Патриарха к религиозному протесту вполне мог стать объединяющим моментом для всех недовольных и полностью дестабилизировать обстановку в стране.

А тогда прощай не только спасительный сев, но и та попытка устроения гражданского мира, который после стольких мучений выстрадала Россия. Один из знакомых Екатерины Кусковой именно в это время заметил: «Религиозный пафос верующих так же насыщен враждой и ненавистью, как пафос марксистский… Война еще в душах… Все ею отравлено»658 659.