Светлым по темной - Ксения Чайкова

— А куда, собственно говоря, мы направляемся?

— Видите ли, в кабинете Мастера нелады с отоплением, поэтому он был вынужден переместиться в другое помещение, — отозвался мой сопровождающий.

Как-то уж слишком поспешно и беззаботно отозвался, я невольно насторожилась и с пристальным вниманием взглянула на него. Не знаю почему, но этот мужчина, один из моих ближайших коллег с кафедры управления внутренними резервами, всегда напоминал мне раздобревшую крысу, обучившуюся магическим искусствам и с трудом втиснувшую обильные телеса в узкую форменную мантию Светлой Школы. Жиденькие усы и черные невыразительные глаза на диво напоминали крысиные, волосы были невразумительного пегого цвета, каблуки сапог цокали по полу точь-в-точь как коготки, разве что шуршания голого хвоста по каменным плитам не хватало. И голос у него какой-то вкрадчивый, масленый, посвистывающий и пищащий. Бррр…

— А зачем он меня вызывает? Не случилось ли чего, не приведи боги?

— Нет-нет, что вы, — суетливо заверил Даерт, всплескивая руками. — Насколько мне известно, Мастер просто хочет о чем-то побеседовать с вами. Если учесть, что уже давно идет разговор о повышении заработной платы, то с известной долей вероятности можно предположить…

Искусник не договорил и хитро взглянул им меня, ожидая взрыва восторженных взвизгов и восклицаний. Но я нахмурилась еще сильнее. Повышение зарплаты это хорошо, вот только зачем же срывать меня с лекции? Неужели нельзя объявить о нем на очередном педагогическом совете, который состоится через два дня? Да и не положено мне наверняка никакого повышения, сколько я там на благо Светлой Школы протрудилась — едва ли четыре месяца есть. А если вспомнить ту солидную сумму, что была заплачена темному Мастеру… Нет, отчего-то мне кажется, что такая благость, как дополнительная денежная дотация, меня коснется в самую последнюю очередь. Особенно если учесть, что в месяц мне и без того платили девять с половиной золотых — вполне приличные деньги для молодой темной искусницы с полным отсутствием опыта работы по специальности.

По причине неполадок с отоплением Мастер вытеснил из кабинета секретаря-архивариуса и засел за его столом, спихнув на пол все свитки и записи. При виде меня, буквально втолкнутой в двери Даертом, глава Светлой Школы встал и попытался изобразить дружелюбную улыбку, впрочем, не слишком в этом преуспев. Отчего-то он меня недолюбливал, а я, в свою очередь, радовалась, что домыслы темного Мастера относительно возможной чрезмерной симпатии ко мне работодателя оказались безосновательными.

— Садитесь, искусница Дивейно, — дружелюбно предложил Мастер, указывая на низкий колченогий стул, стоящий у окна, и опускаясь в глубокое мягкое кресло, специально перенесенное из его кабинета, — Искусник Даерт, принесите нам вина.

Мой ближайший коллега почтительно наклонил голову и стрелой вылетел за дверь. Я, недоумевая все больше и больше, послушно села на стул и тут же поспешила ухватиться за подоконник, дабы не завалиться на пол. У плотника имелись явные проблемы с глазомером — одна из ножек стула была намного короче, что обуславливало общую неустойчивость всей конструкции и заставляло ее опасно крениться, угрожая низвергнуть седока на пол, покрытый старым дырявым ковром.

Мастер, склонив голову к плечу, смотрел на меня пристально и вдумчиво, словно пытаясь прочитать мои мысли. А может и пытаясь, хмар знает этих Мастеров, что они умеют, а чего нет. На всякий случай соорудив хиленький ментальный щит, я с вопросительной полуулыбкой посмотрела на светлого Мастера, гадая, что за думы мечутся под его высоким покатым лбом.

Глубокомысленное молчание продолжалось до тех пор, пока в кабинет не вошел искусник Даерт с небольшим подносом в руках. На нем стояли два высоких старинных серебряных бокала. Но бокалы, хоть и похожие, были непарными. Даерт дернулся было к Мастеру, но вспомнил о правилах приличия и все-таки подошел сначала ко мне. Я, не зная, чти и подумать, протянула руку к ближайшему бокалу, но искусник ловко уклонился и повернул поднос другой стороной:

— Прошу простить, это мой личный фужер, — спокойно пояснил Мастер в ответ на мой недоуменный взгляд. — Берите же…

Пожав плечами, я аккуратно сняла с подноса второй бокал и замерла с ним в руках, с любопытством вглядываясь в тонкую филигрань, сплошь покрывавшую края и ножку. До чего же красиво, просто произведение искусства!

— Пейте, Дивейно, — напомнил Мастер, делая глоток из своего фужера. Что это с ним случилось? Раньше что-то я не замечала за главой Светлой Школы привычки распивать алкоголь с подчиненными. Или это просто меня не звали в свидетели?

Однако надо соблюдать правила приличия. Не найдя достаточно серьезного и обоснованного повода для отказа, я уже вошедшим в привычку жестом отогнула край вуали, прикрывающий губы, и медленно поднесла бокал ко рту. Вино пахло чем-то странным, смутно знакомым и, кажется, даже угрожающим. Я невольно приостановилась, подозрительно принюхиваясь и стараясь вспомнить, где раньше я могла чувствовать этот запах.

— Пейте, Дивейно, — с нажимом повторил Мастер, буравя меня пристальным взглядом. Что это с ним? Уж не отравить ли задумал? Хотя, учитывая размер той дикой суммы, которую Светлая Школа выложила за мою покупку, это было бы в высшей степени неразумно. Да и кто управление внутренними резервами тогда преподавать будет? Не Даерту же все отдавать, крысообразный с такой нагрузкой просто не справится.

Вино оказалось терпким и сладким, по вкусу напоминающим смесь винограда и перезревшей хурмы. И еще какой-то тонкий, едва уловимый привкус чувствовался, но я все еще не могла сообразить, что это такое.

— Что происходит? — Отчего-то мой голос был напряженным и слегка запыхавшимся, будто я избежала по лестнице на пятый этаж.

Мастер сверкнул на меня каким-то странным удовлетворенным взглядом и, лениво растягивая слова, завел:

— Э-э-э… Ну, я вас поздравляю, искусница Дивейно, желаю, так сказать, счастья в личной жизни и успехов в нашей нелегкой преподавательской деятельности. В светлый день вашего рождения…

— Что? — едва не поперхнулась я. — Какой день рождения? Он у меня весной, в мае!

— Правда? — потрясенно вскинул брови Мастер. — Вот странно, ведь в вашем личном деле отчего-то записано — сегодня… Ах, какая досада! Какая незадача! Как неловко все вышло! Прошу простить секретаря, видимо, он что-то напутал… Вы же не обиделись?

— Да нет, — пожала я плечами, осторожно вставая. Стул качнулся назад и все-таки обрушился на ковер. Вовремя же я встала… — Ничего страшного. Я могу идти? А то у меня лекция у девятого курса, как бы наши выпускники аудиторию не сломали, оставшись без надзора.

Я так и сказала — наши. И только потом осознала, что, собственно говоря, брякнул мой бестолковый язык. Какие такие «наши»?! Нет тут твоего ничего, Дивена! Нет и быть не может! Ты — темная! И ничто в этой Империи не должно стать твоим, это все — чужое, временное, его надо просто пережить, перетерпеть, как визит к цирюльнику-зубодеру.

— Конечно-конечно, идите, — облегченно улыбнулся Мастер, сделав вид, что не заметил ни упавшего стула, ни всей гаммы овладевших мною чувств. Вот только радовался он, как мне показалось, вовсе не прояснению досадного недоразумения, а чему-то другому, куда более значимому. Но раздумывать над этой загадкой я не стала — просто почтительно наклонила голову и вышла из кабинета.