Око Озириса - Ричард Остин Фримен

Толпа к тому времени почти разошлась, и мы спокойно спустились по лестнице. Кэб ждал у тротуара, окруженный кучкой зрителей, которые восторженно приветствовали Рубена, едва он появился в дверях. Мы с Джульет проводили своих друзей, помахали им рукой и быстро зашагали вниз по Олд-Бейли в сторону Ладгейт-хилла.

– Возьмем хэнсомский кэб, мисс Гибсон?

– Нет, лучше прогуляемся. Немного свежего воздуха пойдет нам на пользу после затхлого, душного зала. Все это напоминает мне сон, но какое облегчение! Господи, неужели кошмар закончился?

– Воспринимайте это, как страшный сон. Вы пробудились и поняли, что на самом деле ярко светит солнце.

– Вы правы, – согласилась она, – но я пока не могу совладать с волнением, да что там скрывать – я потрясена.

Мы повернули вниз по Нью-Бридж-стрит в сторону набережной и шли рядом, но совершенно как чужие люди: ничто не напоминало о наших прежних отношениях, так сильно изменившихся после размолвки.

– Доктор Джервис, – критически оглядела меня она, – я думала, вы будете радоваться, гордиться, даже ликовать, а на вас лица нет. В чем причина? Вас что-то смущает? Ведь благодаря доктору Торндайку, мистеру Энсти и вам мы одержали убедительную победу!

– Я и вправду доволен, мисс Гибсон. Но чем мне гордиться? Мой старший коллега поручал мне кое-какую вспомогательную работу, да и ту я выполнял нерадиво.

– Вы умаляете свои достижения. Вы старались, даже я могу это подтвердить, – возразила Джульет, озадаченно посмотрев на меня. – У вас нынче плохое настроение, так?

– Да, и мне стыдно за свой эгоизм. У нас сегодня действительно праздник, нужно веселиться, а я зациклен на своих мелких неприятностях, – угрюмо произнес я. – Буду с вами откровенен. Дело Рубена завершено, а значит, мои обязательства перед доктором Торндайком исчерпаны. Мне придется возвратиться к прежней жизни, где мало хорошего. Тоскливая, нудная практика в больнице – не очень вдохновляющая перспектива. С Торндайком я ожил, открыл для себя новые горизонты, но теперь все заканчивается. Это расследование стало оазисом в пустыне моей бесцветной, однообразной жизни. Я наслаждался общением с замечательным человеком, которого уважаю больше всех людей на свете, и участвовал вместе с ним в событиях ярких и интересных. Я также приобрел нового друга и не хочу, чтобы он исчез из моей жизни, как он, по-моему, собирается поступить.

– Это вы про меня? – усмехнулась Джульет. – Тогда заявляю прямо: если я исчезну из вашей жизни, то лишь по вашей вине. Я никогда не забуду все, что вы сделали для нас: вашу преданность Рубену, ваш энтузиазм в расследовании, не говоря уже о вашей безграничной доброте ко мне. Что касается вашей нерадивости, вы лукавите и возводите на себя напраслину. Я внимательно слушала показания, благодаря которым Рубена оправдали, и отметила, как тщательно вы проработали детали, придавшие делу завершенность и убедительность. Примите от меня лично, от тети, дяди и, конечно, от Рубена глубочайшую благодарность. Кроме того, вам передает нижайший поклон одна симпатичная особа…

– Какая? – спросил я без всякого интереса.

– Теперь это уже не секрет, – улыбнулась Джульет. – Нареченная невеста Рубена. Да-да, он собирается жениться.

– А, я так и думал, – пролепетал я упавшим голосом.

– Что с вами, доктор Джервис?! – звонко воскликнула она. – Приободритесь! У Рубена есть невеста, что тут плохого?

Мы проходили через ворота, ведущие с набережной на Миддл-Темпл-лейн, и я замер под аркой, удерживая руку Джульет и воззрившись на нее с немым удивлением.

– Невеста… Рубен собирается жениться… – тупо повторял я. – Он будет жениться… разве не на вас?

– Боже мой, вы переутомились, доктор Джервис, вам надо отдохнуть. Право, вы так устали, что не слышите меня: Рубен женится на своей невесте, – нетерпеливо произнесла она.

– Со мной все в порядке, я помню ваши слова, но мне что-то… Я чего-то не понимаю, – пробормотал я. – Я думал, что, поскольку между нами не все обстоит гладко, значит, вы с Рубеном…

– Ой, какая чушь! Вы решили, что я, любя мужчину, которого посадили в тюрьму, отреклась от наших с ним отношений и замаскировала их под дружбу? – слегка возмутилась она. – Ну, доктор Джервис, я полагала, что вы лучшего мнения обо мне!

– Нет, Джульет, – поспешил я оправдаться. – Совсем не это. Я был дураком и нафантазировал себе черт знает что. Простите меня. Клянусь Юпитером, как говорит Торндайк, я – полный идиот. Извините, пожалуйста, хотя бы ради моего друга.

– Да, это глупо с вашей стороны, – посетовала она, но с такой мягкостью, которая снимала всю горечь упрека. – Впрочем, мне понятна природа вашего заблуждения. Некоторые события я держала в секрете. Рубен обручился с невестой накануне своего ареста. Когда ему предъявили обвинение, он настоял, чтобы ни одна живая душа не знала о помолвке, пока он не добьется справедливости и его полностью не оправдают. Вы же понимаете, он ни в чем не виноват, и у него даже в мыслях не было, что его осудят. Я стала единственным другом, которому жених и невеста доверили свою тайну, и поклялась хранить ее. Но я не собиралась посвящать вас в такие детали, я ведь не предполагала, что вас волнует эта тема.

– Да, она меня волновала, и я терзался. Я был сущим болваном. Что же поделать? Этого уже не исправить.

– Хорошо, – кивнула она. – Допустим, я рассказала бы вам, что у Рубена есть любимая девушка. Что изменилось бы от этого в вашей жизни?

Этот вопрос она задала, не глядя на меня, но я заметил, что щеки ее побледнели.

– Прежде всего, то, – ответил я, – что я избавился бы от многих дней и ночей ненужных самообвинений и неоправданных переживаний.

– Боже! – изумилась она, по-прежнему отворачивая лицо. – Что заставляло вас так терзаться?

– Важная причина, поверьте и попробуйте войти в мое положение. Я – доверенное лицо незаслуженно оклеветанного человека – обязан проявлять великодушие, даже рыцарство по отношению к нему, защищать и утешать его девушку, то есть вас, Джульет, ибо я считал вас невестой Рубена Хорнби. Ничего, если я признаюсь, что, прежде чем истекли сутки с нашего знакомства, я уже полюбил вас? Как вам такая дилемма? Не правда ли, мне было в чем себя упрекать?

Она долго молчала в задумчивости.

– Конечно, – продолжал я, – это только моя забота, и я старался не выдавать своих чувств, чтобы никого не потревожить и не обидеть. Но в том-то и беда для мужчины, который думает о женщине утром, днем и ночью, чье сердце подпрыгивает от звука ее шагов, чье существование лишено смысла, когда ее нет рядом. Он пытается заполнить эту пустоту, снова и снова вспоминая любимую: ее слова, интонации, взгляды. И при этом он не должен, не имеет права позволить ей заметить, что обожает ее, поскольку, если он это сделает, то нарушит долг рыцаря и нормы обыкновенной порядочности.

– Я вас поняла, – мягко сказала Джульет и взбежала по ступенькам, ведущим к Фаунтин-корт, а я с радостью последовал за ней.