Убийство в Миддл-Темпл. Тайны Райчестера - Джозеф С. Флетчер

– Что ж, – кивнул Джеттисон, – это подтверждает мои слова. Деньги заплатили не за молчание. Кого бы ни видел Коллишоу с Брэйденом, это был не Брайс. Тот тогда либо еще пересекал Клоуз, либо уже вошел на тропу в том огражденном погосте, который вы называете «Райским уголком». Показания Варнера не позволяют усомниться в этом. А если пятьдесят фунтов предназначились не для подкупа, то за что же их заплатили?

– У вас есть предположения? – спросил инспектор.

– Мне пришли в голову две-три идеи. Одна из них заключается в том, что пятьдесят фунтов уплатили за информацию. Но в таком случае, если Брайс владеет данной информацией, то почему не пользуется ею? Почему не разыгрывает свой козырь? Если он заплатил Коллишоу пятьдесят фунтов, чтобы тот сообщил ему имя убийцы Брэйдена, – оно ему теперь известно. Чего же он ждет? Почему не назовет его и не покончит с этим делом?

– Вероятно, часть его игры, согласно вашей же теории, – пробормотал Митчингтон.

– Может, и так, – согласился Джеттисон. – Но это вариант номер один. Есть и другой. Предположим, Брайс заплатил деньги Коллишоу от лица кого-то другого. Я обдумывал эту версию так и эдак, с начала до конца, и меня не оставляет уверенность, что в деле фигурирует кто-то еще! Вспомните слова Рэнсфорда о Брайсе и престарелом Харкере! Но тут снова возникает проблема. Если верить Брайсу, то Харкер – бывший сотрудник Скотленд-Ярда, а значит, вне подозрений.

– Знаете, о чем я подумал? – воскликнул Митчингтон. – То, что Харкер якобы бывший сыщик, нам известно лишь со слов Брайса. Я, например, никогда даже не подозревал об этом. То есть он хранил свое прошлое в тайне. Мне еще не встречался отставной полицейский, который не любил бы поговорить о минувших славных деньках, о делах, какие расследовал.

– Мне тоже, – кивнул Джеттисон. – И как вы верно подметили, мы знаем о нем только со слов Брайса. А чем больше я размышляю, тем сильнее во мне убеждение, что есть некто – человек, о ком мы пока даже не думали, замешанный в эти события. Может, это именно Харкер в союзе с Брайсом? В общем, кое-что мне необходимо сделать безотлагательно. Брайс снабдил нас информацией о пятидесяти фунтах. И теперь я задам Брайсу прямой вопрос в лицо. Попрошу дать объяснения, с какой целью он снял такую же сумму в золоте сам. Давайте отправимся к нему сейчас же.

Но Брайса они дома не застали. Квартирная хозяйка сказала, что он еще не возвращался с тех пор, как уехал рано утром. Она повторила только просьбу квартиранта приготовить для него ужин к вечеру. Митчингтон и Джеттисон отправились обратно в полицейский участок, все еще оживленно обсуждая варианты. И продолжали дискуссию час спустя, когда Митчингтону доставили телеграмму. Он вскрыл ее, проглядел и протянул Джеттисону, чтобы тот прочитал вслух:

– «Встречайте с Джеттисоном на станции Райчестера лондонский экспресс пять двадцать тайна раскрыта виновники установлены Рэнсфорд».

Джеттисон вернул телеграмму инспектору.

– А он человек слова, – заметил он. – Обещал все решить через два дня, а справился за день! Вы обратили внимание на его выражение? Виновники, а не виновник! Как я и предполагал, в этом деле был замешан не один фигурант. Теперь вопрос – кто же они такие?

Брайс выехал на велосипеде из Райчестера утром. После того как полицейские ушли от него в полночь, он долго предавался размышлениям и сообразил, что существовал еще один человек, Глассдейл, который мог послужить источником информации. И этот субъект, к чьим услугам Брайс пока не успел прибегнуть, находился где-то поблизости. Он побывал в Райчестере прошлым вечером и не мог уехать далеко. Причем его местонахождение было известно герцогу Саксонстедскому. Брайс знал герцога как общительного старика, любившего поговорить с кем угодно и на любые темы. А потому Брайс принял решение отправиться в Саксонстед, под любым предлогом встретиться с герцогом и вытянуть из него сведения о Глассдейле. И даже если Гласс-дейл отбыл из графства, сам герцог мог предоставить ему полезную информацию. Он знал, что Глассдейл сообщил своему бывшему работодателю, где искать украденные бриллианты, а по ходу не мог ничего не рассказать о себе самом и о знакомстве с Брэйденом. Прежде чем нанести свой последний мастерский удар, Брайс хотел выяснить еще кое-что, чтобы затянуть сотканную двойную сеть. И он предвидел, что часа беседы с Глассдейлом окажется достаточно.

Изощренный ум, столь хорошо послуживший Брайсу, когда он сплетал свою паутину и строил коварные схемы, этим ранним утром в начале лета работал, как всегда, активно. До Саксонстеда вела дорога длиной десять миль, а в пути его окружал необычайной красоты пейзаж. Но Брайс не обращал внимания ни на белые облака поверх отливавших всеми оттенками меди вершин холмов, ни на загадочные тени в глубоких долинах, ни на прекрасные цветы на живых изгородях. Его не привлекала здоровая жизнь, какую вели фермеры, чьи коттеджи он миновал в этой редко заселенной местности. Все его мысли концентрировались на задуманной схеме, а глаза лишь механически следили за дорогой, по которой катились колеса велосипеда.

С самого начала, когда он пустился в эту авантюру, Брайс привык как можно чаще оценивать свои позиции, рассчитывать каждый следующий шаг. А сейчас, по его мнению, все складывалось удачно. Он сумел создать густую атмосферу подозрений вокруг Рэнсфорда. Оставалось внести последний штрих, подкинуть крошечную улику, чтобы Рэнсфорда арестовали. И Брайса сейчас занимала только одна проблема: позволить делу зайти так далеко, прежде чем предъявить Мэри Бьюэри свой ультиматум, или вмешаться раньше? Он выстроил интригу так, что одно его слово, сказанное полицейским, могло как поставить на Рэнсфорде крест, так и спасти его. И теперь, по его, Брайса, мнению, лишь от Мэри Бьюэри зависело, какое именно слово будет произнесено. Как ни замысловата была сеть, сотканная им, чтобы Рэнсфорд оказался в лапах закона, он оставил возможность полностью очистить его имя, повернув улики в другую сторону, если Мэри Бьюэри сделает такой поступок выгодным для него. Но сначала – перед тем как произнести решающее слово – ему необходимы были еще крупицы информации, которыми его мог снабдить Глассдейл. Поскольку, по его собственным словам, Глассдейл близко знал Брэйдена несколько последних лет, он владел и другими тайными фактами его жизни. А Брайс не сомневался в своем умственном превосходстве над другими, как и в способности вытянуть из человека любую тайну.

Удача сопутствовала Брайсу настолько, что ему не потребовалось даже наносить визита общительному и дружелюбному герцогу. На въезде в небольшую деревню Саксонстед, у опушки густого леса, далее переходившего в герцогский парк, находилась старая гостиница, реликт эпохи карет и сменных лошадей, на которой был вывешен герб герцога. Брайс вошел в старинный каменный холл, чтобы отдохнуть после долгой езды, и, стоя в эркере рядом с баром, увидел через окно, выходившее в сад на заднем дворе, удобно устроившимся за курением трубки и чтением газеты того самого человека.

Брайса никогда не отличала застенчивость, как и недостаток уверенности в себе, а потому он решил немедленно предпринять атаку на Глассдейла. Но прежде чем выйти к нему в сад, он присмотрелся к своей цели. Невзрачный, заурядный тип, подумал Брайс; в годах, о чем свидетельствовала седина на висках, но выглядит преуспевающим, хорошо одет, и деревенские жители наверняка принимают его за богатого туриста. Принадлежал он к числу людей общительных или замкнутых, определить сразу было невозможно, а значит, следовало выяснить это на практике. Достав из визитницы свою карточку, Брайс вышел из здания к тенистому местечку в саду, где расположился Глассдейл, и приветливо произнес: