Великий Наполеон. "Моя любовница - власть" - Борис Тененбаум

В середине марта 1814 года Наполеон написал Жозефу, что в случае угрозы столице он должен увезти императрицу и наследника куда-нибудь в долину Луары, например, в Блуа. Кроме того, ему вменялось в обязанность позаботиться о вывозе туда же государственной казны.

В конце марта эта мера предосторожности стала насущной необходимостью: y старых, давно развалившихся за ненадобностью укреплений французской столицы показались разъезды прусской кавалерии.

Две дюжины карет, увозящих Марию-Луизу с ее сыном, ее ближайшее окружение, десяток слуг, наспех упакованные драгоценности, пару сундуков с золотом и прочее, что, как она считала, могло ей пригодиться в пути, покинули Париж и отправились в путь. Ночевали в Рамбуйе – Мария-Луиза успокаивала сына, который плакал и кричал, что не хочет уезжать из своего дома. Своего дома у него больше не было – кортеж проследовал дальше, в Блуа. Позднее там же, в Блуа, к императрице присоединились Жозеф, Жером и Луи, братья ее мужа.

Тем временем в Париже образовался временный комитет в составе Талейрана, генерала Берновилля, герцога Дальберга и аббата Монтескье, который непрерывно восклицал: «Неужели никто не избавит нас от этого человека?» Под «этим человеком» он имел в виду Наполеона…

Главным лицом комитета был, конечно же, Талейран. Союзные войска вошли в Париж, не встретив сопротивления, русская гвардия прошла парадным строем через Елисейские Поля. В город совместно въехали русский император и прусский король, были выпущены прокламации, гласящие, что парижанам нечего страшиться, союзные государи несут им не смерть и разграбление, а мир и торговлю. Текст был написан Талейраном – царь поселился у него в доме в качестве его почетного гостя и в данный момент следовал всем его советам.

Судьба Москвы в Париже не повторилась. Мармон сдал город без боя, никакой французской версии Бородино не случилось. Мармон располагал 11 тысячами солдат, мог рассчитывать на сомнительную помощь плохо вооруженного ополчения Парижа, а против него шли 200 тысяч человек – и он рассудил, что драться он не может. Ему были даны почетные условия, его люди сохранили оружие и отступили на юго-запад, оставляя столицу неприятелю.

Грабежей и поджогов действительно не было – оккупационные войска вели себя в высшей степени дисциплинированно, все необходимое покупалось, а не конфисковывалось, и даже казаки, о которых после 1812 года ходили самые ужасные слухи, вели себя вполне прилично.

Все, кто жил в Париже в то время и оставил свои мемуары, как один, отмечают, что к чувству ужаса при виде иностранных штыков вокруг Тюильри примешивалось и чувство огромного облегчения – да, все было кончено, но наконец-то пришел и благодатный конец войне.

2 апреля 1814 года Генеральный Совет департамента Сены издал постановление, в котором, в частности, говорилось следующее:

«…Обитатели Парижа, мы, члены Совета, предали бы ваше доверие и собственную совесть, если бы по личным соображениям утаили от вас, что все беды, павшие на ваши и наши головы, вызваны действиями одного-единственного человека. Это он год за годом опустошал наши семьи бесконечными воинскими призывами, кто закрыл для нас моря, кто разрушил наши промыслы и отрывал крестьян от их полей и ремесленников от их инструментов…»

Имя Наполеона даже не называлось – это было излишним.

2 апреля 1814 года сенат принял постановление, согласно которому Наполеон отстранялся от власти. К этому прибавлялась в высшей степени многозначительное уточнение – «…вместе со всей своей семьей…». Приписка была сделана по настоянию Талейрана, и в дипломатических терминах она весила тонну. Коленкур отчаянно сражался за то, чтобы основой урегулирования стало отречение императора Наполеона от власти в пользу своего сына, с Марией-Луизой в качестве регента. Ему удалось добиться согласия Австрии – император Франц не возражал против «новой Франции» с его внуком на престоле и с его дочерью в качестве временной обладательницы верховной власти. Его многомудрого министра, Клемента фон Меттерниха, династические соображения не очень волновали, но вот иметь противовес резко усилившейся России в виде Франции (ослабленной, но союзной) ему бы хотелось. Сам царь Александр Первый в качестве преемника Наполеона рассматривал кандидатуру Бернадотта или даже и вовсе думал позволить французам провозгласить Республику, но Талейран спутал карты и Меттерниху, и Александру. «…Только Бурбоны могут восстановить порядок, и только они могут занять свой покинутый престол…» – таково было его мнение, и он постарался поставить всех союзных монархов перед свершившимся фактом…

В Фонтенбло, где стоял со своей армией Наполеон, тоже шли бурные совещания. Все маршалы, присутствовавшие там – Ней, Бертье, Удино, Лефебр, Макдональд, – стояли за немедленное отречение. Коленкур и Маре были более лояльны и ни на чем не настаивали, но и они не видели другого выхода.

«Армия пойдет за мной», – утверждал Наполеон. «Армия повинуется своим командирам», – возразил ему Ней. Поясняющих его мысль слов «…армия повинуется нам…» он мог и не добавлять. В итоге Наполеон отправил Коленкура к Александру с предложением об отречении, но с тем, чтобы трон перешел к Наполеону Второму, королю Римскому.

Александр не захотел ничего слушать.

11 апреля 1814 года во дворце Фонтенбло Наполеон написал текст своего отречения:

«…Союзные державы провозгласили императора Наполеона единственным препятствием к установлению мира в Европе. Верный своей клятве, император Наполеон провозглашает о своем отказе от тронов Франции и Италии за себя и за своих наследников, потому что нет такой жертвы, даже жертвы жизнью, которую он не принес бы в интересах Франции.

Наполеон».

Его проинформировали, что его жене и сыну не будет позволено приехать к нему и что в его полное и безраздельное владение отдается остров Эльба – что было сделано против самых сильных возражений со стороны Меттерниха, Талейрана и Фуше, которые настаивали на том, чтобы весь клан Бонапартов был удален из Европы. Интересно, что сам Наполеон хотел местом своей ссылки определить Англию. Он опасался за свою жизнь… и, по-видимому, пример спокойной жизни Люсьена, живущего в Англии на положении «богатого изгнанника», показался ему приемлемым. Когда это его предложение отвергли, он потребовал, чтобы на Эльбе к нему был приставлен конвой под командой английского офицера. Кроме англичан, он не доверял никому…

Фонтенбло постепенно пустел. Армия повиновалась своим командирам – а они покидали Наполеона. С ним оставались только некоторые части старой гвардии и польские уланы под командой генерала Красинского. Император просил Бертье и Коленкура последовать за ним в изгнание – они отказались. На Эльбу не захотел поехать даже его верный камердинер, Констан. По-видимому, это задело Наполеона не меньше, чем то, что за ним не последовали его маршалы.

Утром 13 апреля отрекшийся от престола император передал Коленкуру письмо жене и взял с него клятву, что тот передаст письмо лично.