Бумажный герой - Александр Давыдов

Но хватит нам болтать, пора действовать. За весла, друзья мои, двинем подальше от острова, так похожего на метафорическое назидание. Океан тем и хорош, что любые напрасные, случайные образы тут легко смывает соленая влага. Скажу честно: день шестой мне уже надоел. Он не длинней других, но слишком витиеват и насыщен, – пролегал от утреннего уныния, через миг смертельной опасности, сквозь Геркулесовы столпы, мимо Острова попугаев, а дальше – беспредельное море. Ночь медлит, как с нею часто бывает, я сам объявлю антракт, попросту занавесив шторы. Сладких вам снов, мореходы!

Считается, седьмой день – это день отдыха, товарищи. Однако нам отдых не светит, объявляю субботник. Должен вам признаться, что сам я ленив: сколь ни был бы увлечен делом, всегда мечтал, его закончив, наконец-то почить на лаврах. Годами, десятилетиями ждал этих лавров, но теперь говорю с полной искренностью: благословенна моя справедливая и предусмотрительная судьба меня ими так и не наградившая. Иначе теперь был бы похож на тот вон позеленевший памятник, наверно, прежнего владельца усадьбы, или просто бы холил свои благоуханные седины, – наши-то нечесаные гривы, хоть и седые, но вовсе не благоухают. А нынче, благодаря справедливой судьбе, как я себе позволю вяло дожевывать последний ломоть жизни? Полный вперед, господа, к будущему блаженству!

Мои сновиденья теперь стали совершенно морскими: этой ночью не задали ни единой загадки, не поманили каким-либо смыслом – только море, море и море, ничего больше. Мои сны теперь наконец выстроились цепочкой, так образуя морской путь, – и мысль моя немо парила над водами. И надо ж – именно сегодня поутру наш завотделеньем решил покопаться в моих извилинах. Думаю, не сам решил, а по указанию сверху. Он, конечно, посерьезней чем тот юнец, которого прежде выслали на разведку, но тоже не выдающийся специалист. Да еще алкоголик, благо спирта у медперсонала – хоть залейся. Я, поверьте, не ханжа, сам когда-то любил пиры, но пиры мудрецов, когда, согретые вином и дружбой, мы легко рождали новые, неожиданные мысли, изрекали удивительные слова, истинную поэзию. А они квасят в ординаторской с медсестрами и мелют всякую чушь; я как-то подслушал и могу вас заверить, что у них это похоже вовсе не на пир мудрецов, а на попойку с телками. Просто позорище: вчера, в самую бурю, этот кандидат медицинских наук, отец семейства, валялся пьяный меж кустов сирени, – странно, что не утонул, но пьяницам всегда везет. Разумеется, наутро был с похмелья, но допрос мне учинил с пристрастием. Мои сновиденья его разочаровали – там оказалась одна вода и никакой подоплеки. По-моему, и вообще снам не надо придавать чересчур большого значения, слишком они безответственны. Ты возражаешь, сновидец Иосиф Яковлевич? Может, в стародавние годы сновиденья бывали правдивы, но теперь лгут, – столь далеко зашло всеобщее оподление, что и глубь души тоже стала неискренней. По крайней мере, за последние годы ни один твой «вещий» сон не сбылся. Да и любые пророчества оказываются ложными.

О нашей игре точно прознали: недаром же он меня пытал ассоциациями к морским словам «океан», «буря», «мель», «остров», – а я назло ему подбирал самые дурацкие. Они всегда настороже, у них тут целая спецслужба – кругом наушники и соглядатаи. Да и среди нас полно трепачей или даже предателей. Увы, наш корабль не герметичен – сплошные утечки и протечки. Ты плохо работаешь, Карлос, недаром тебя исключили из партии за потерю бдительности. Но я, будьте уверены, держался, как кремень. В результате и этот мозгоправ от меня отклеился, пригрозив карой за нежелание сотрудничать. Интересно, что за кара? Всякие зверские методы им пришлось отменить после моих обращений в ООН, ЮНЕСКО, Совет Европы, Международный суд и отечественную прокуратуру, – пусть и безответных. С тех пор ко мне применяли только тихую пытку, прямо в голову транслируя радиопередачи, – от информационного мусора просто голова раскалывалась. Но я сумел отключить их назойливый транслятор, попросту слегка надавив на мозжечок. Если ж этот изувер имел в виду пресловутую сыворотку правды, то что им с моей правды, коль она умело маскирует истину? На месте главврача я давно б разогнал этих бездарных лекарей, неспособных поддерживать зрелую, разумную диктатуру да и всю эту мелкопреступную шоблу во главе с завхозом. Казалось бы, ясно каждому, что беспардонное воровство, наглая коррупция и откровенное беззаконие губительны для любого сообщества, тем более замкнутого. Но, правда, кто пойдет работать в наш зачуханных санаторий, кроме таких же, как мы, отбросов общества? Куда ни кинь, всегда подтверждается верное наблюдение, что любой народ заслуживает то правительство, которое имеет. Еще неизвестно, кто больший дурак: мы или те, что сейчас у власти.

Ладно, забудем этих гиен, которые падки только на мертвечину, – а мы-то живые. Право руля, лево руля – и полный вперед! Дайте-ка мне мой объективнейший бинокль. Ага, кажется, мы проходим Галапагосские острова. Глядите: на этом острове живут одни черепахи. Полная противоположность попугайскому острову – ни шума, ни гама, ни гвалта, неторопливое, потому очень долгое и, с виду кажется, вдумчивое существование. Куда торопиться, если ты всегда дома? И никаких склок, – уж по крайней мере, насчет раздела недвижимости. А пища, – какая нужна существу с такой вялой энергетикой? Пожевал листик – и на день хватит. Здесь, пожалуй, я бы мог поселиться, средь столь ненавязчивых и молчаливых соседей, навек обеспеченных жильем и питанием. Не исключу, что это по-своему блаженные души вполне достойных, немудрящих и домовитых людей. И все ж не так я себе представляю Золотой век, – этот остров скорей похож на мещанское болото.

А вы заметили, как начало жарить? Солнце у нас всегда было мягкое, жалостливое, а теперь пылает вовсю, – приварено к небесам, будто раскаленная добела монета, втрое больше американского доллара. Будем верить, что мы приближаемся к экватору, пересекаем какой-нибудь тропик. Но это лишь догадка – у нас ведь нет навигационных приборов, не сориентируешься и по звездам: после недавних звездопадов тут беззвездные ночи. Хуже, если это результат глобального потепления, – не выжег бы солнечный жар все окрестности, а то ведь засохнут цветы, погибнут деревья, а дальние холмы превратятся в барханы. Будет похоже на эти мерзкие острова слева по борту – обезлюдевшие, спаленные солнцем; там одни только руины да остовы разбитых кораблей. Когда у меня дурное настроение, – бывает из-за каких-то мелких неприятностей, а то и вовсе безо всякой причины, – мне примерно так и видится мое прошлое…

Ого, как сейчас тряхнуло! Все мысли вмиг разлетелись, и насторожились чувства. Уж не напоролись ли мы на какой-нибудь риф иль окаменевшую, неподвижную идею, которые всегда угрожают человечеству? Вполне возможно: те или иные подвохи нас поджидают на любом пути. Тихо, прислушайтесь: где-то в подполе сочится вода, – неужто получили пробоину? Правда, мне ночами и всегда слышится такое журчанье, словно тихие воды подмывают фундамент нашего санатория… О-го-го, держитесь за стены, господа! Еще один такой удар, глядишь, и дом развалится. Уже весь мир за окном перекосился и гримасничает. Теперь не сомневаюсь, что это именно рифы. Вряд ли землетрясение, у нас сейсмически спокойная местность, лишь изредка стекла дрожат и люстры покачиваются – то ль доносятся вести об извержении отдаленных вулканов или на соседнем полигоне что-то испытывают, не ядерное ли оружие? Обзавестись бы счетчиком Гейгера, – наверняка б оказалось, что тут повышенная радиация. Нас-то уж легко принесут в жертву науке и боеспособности отечества. Да не надо оправдываться, Эйнштейн ты сегодня, Гейзенберг, Бор или все равно кто из будущих погубителей человечества. Ты не хозяин, а слуга губительной мысли, беспризорной, однако и беспощадной. Общая мысль всегда в поиске – ищет, кому б себя подарить, подобно безымянным, неприкаянным духам, норовящим овладеть чьей-нибудь неукрепленной душой, доверчиво распахнутой им навстречу.