Исповедь демонолога - Мария Николаевна Сакрытина

Поэтому я просто кивнул на скованного Нила:

– Пожалуйста, освободите его.

Последовала немая сцена. Сначала Адель с Сэвом одинаково изумились. Потом на их лицах появилось такое выражение, словно они сомневались, не спятил ли я.

Я ждал. Но когда Нил выгнулся от боли дугой, я не выдержал:

– Да освободите же его! Сколько можно его мучить?!

Сэв переглянулся с Адель, потом медленно произнес:

– То есть ты не знаешь, что такое печать.

– Наставники всегда ставят печать на учеников, – добавила Адель, хмуро изучая меня. – Он не может не знать.

– А ты видишь ее на нем?

Адель закусила губу – она всегда так делает, когда растеряна, как я знаю теперь. Тогда я просто переводил взгляд с нее на Сэва. Надо их выгнать. Вежливо. Как?

– Я не знаю ни о какой печати. И еще раз прошу отпустить моего соседа.

– Вот видишь, я же говорил: не знает, – не торопясь выполнять мою просьбу, сказал Сэв.

Адель отмахнулась от него и снова шагнула ко мне:

– Элвин… Твой сосед собирался поставить ловушку в твоей спальне. А потом, конечно, подчинить тебя себе. У нас это называется печатью. Когда ты ставишь ее на другого мага, он служит только тебе.

– Почти как Повелительница поступила с нашим куратором, – добавил Сэв. – Минуя стадию кольца, конечно.

Я посмотрел на Нила. Тот ответил злобным взглядом и тут же снова выгнулся, открыв рот в безмолвном крике.

– Откуда вы знаете, что мой сосед собирался делать?

– Боги, Элвин! – воскликнул Сэв, закатив глаза. – Как можно быть таким тупым? Что еще он мог делать в твоей спальне? Готовить нежную постельную сцену, по-твоему?

– Сэв, пожалуйста, – перебила Адель. – Сейчас господин Нил Кавендиш сам нам все расскажет, не так ли? – Она улыбнулась мне, словно извинялась. Потом посмотрела на схему, и ее линии змеями поползли в обратную сторону, разрывая рисунок. А голос Адель снова зазвучал хрипло и низко – как в классе, когда она приказала: – Говори.

Вместо этого Нил обмяк и закатил глаза.

– Слабак, – вздохнул Сэв. – Элвин, может, пообедаем пока? Или у нашей прекрасной ведьмы есть способ взбодрить это недоразумение?

Я смотрел на схему, и меня снова душила ярость. Говорят, люди в гневе плохо себя контролируют. Если это так, то со мной наоборот: я отлично знаю, что делаю. Я злюсь – и в голове проясняется. Мир становится превосходно четким, кажется – закрой глаза, и все увидишь даже сквозь веки.

«Первое время щиты тебе не понадобятся, – вспомнил я слова Шериады. – Моя подвеска тебя подстрахует от большинства проклятий. Украсть ее невозможно. Поэтому давай сосредоточимся на схемах. У каждой есть центр – это сердце заклинания. Из него ведет линия – как из лабиринта – к краям. Это всегда одна линия, маг чертит схемы, не прерываясь. Оторвешь кисть от пола – и все, ты закончил. Теперь представь, что тебе нужно разрушить чужое колдовство. Быстро у тебя не получится: для сноровки нужен опыт. Однако, если есть время… Или ты стираешь собственную схему – просто иди за линией обратно к сердцу. Делай это мысленно, следи взглядом, черти в воздухе пальцем – как угодно. Не наступай на схему, или она может подействовать на тебя. Делай это на расстоянии, но не торопись. Поверь, это несложно».

Это и правда оказалось несложно – после тренировок с Шериадой, когда я пару вечеров убил на распутывание ее схем. Три шага: посмотреть на рисунок, мысленно схватить линию, словно это нить, и идти за ней до самого сердца, центра схемы.

– Элвин, что ты делаешь? – нервно спросила Адель, когда я нашел конец линии.

Ответить бы не получилось – схема хоть и была не такой сложной, как у Шериады, но все равно требовала внимания.

– Элвин? Бездна… Не-не-не, стой!

Но я уже дошел до центра – схема погасла и исчезла. Нил повалился на бок и задышал спокойнее.

– Слушай, ты и правда идиот! – выпалил Сэв. В его руке снова сверкнул кинжал. – Мы его для тебя связали – осталось только печать поставить, а ты!..

– Это мой дом. Моя спальня, – я очень старался говорить спокойно. – Вы здесь нежеланные гости. Пожалуйста, уходите.

Сэв потрясенно уставился на меня. Адель покачала головой:

– Элвин, я прошу прощения за то, что вторглась в твой дом без приглашения, – сказала она. – Ты прав, это чудовищно неправильно, и я… Мы с Сэвом сейчас же уйдем.

– Адель, ты чего? – ахнул тот. – Он сам даже с этим слабаком не справится! А потом нам с него печать снимать?

Но Адель уже подхватила его под руку и толкнула к двери.

– Ну и дура, – заявил Сэв. – И ты тоже, Элвин, дурак. Тебе, похоже, надо один раз нарваться, чтобы стать осторожнее.

Я не выдержал – и ледяной ветер снова пронесся по комнате. Косяк входной двери покрылся инеем.

– Да пожалуйста. – От ветра Сэв легко отмахнулся. – Сам потом приползешь молить о помощи.

На этом Адель толкнула его в портал, и оба исчезли.

Я наконец выдохнул и перевел взгляд на Нила. Он по-прежнему лежал на полу и был страшно бледен. Что-то еще меня в его облике смущало, но я не мог понять что.

Он вошел в мою спальню без приглашения. Он не приносил клятв. Даже такой слабый, больной, он был опасен – сегодняшнее утро меня кое-чему научило.

Чему меня научит сегодняшний полдень – так это носить в кармане мел. Я был еще не настолько опытный волшебник, чтобы без размышления вспороть свое запястье кинжалом и рисовать кровью. Ах да, еще требовалось вспомнить хотя бы одну запечатывающую схему. Шериада показывала мне их штук десять, и они даже чем-то различались, кроме рисунка…

Мел нашелся на столике рядом с креслом – наверное, Адель оставила. Я вдохнул поглубже и стал рисовать свою пентаграмму. Это оказалось куда сложнее, чем стирать чужую.

Когда получилось хоть что-то пристойное, я шагнул внутрь, держа наготове кинжал. Моя схема не должна была мне навредить, но все равно было страшно. Я также понимал, что Нил, возможно, притворяется.

Но он лежал очень уж тихо и дышал странно – через раз. Поколебавшись, я позвал:

– Ори?

– Да, господин. Позвольте спросить: двое ваших гостей ушли. Накрыть стол к обеду только для вас или они еще вернутся?

Я покачал головой:

– Не вернутся. Ори, принеси, пожалуйста, аптечку. Она… где-то здесь была вроде бы.

Следовало самому помнить, где и что лежит. Но у меня отродясь не было столько вещей – я просто не привык, что