Потерянная Библия - Игорь Берглер

— Если бы речь шла о десяти часах вечера, возможно, написали бы «22:00» или «10:00 вечера». И ты действительно не знаешь, где должна состояться встреча?

— Ты что, мне не веришь? — Чарльз хотел было продолжить, но замолчал, заметив усмешку на лице Росса. — Только не говори мне, что уже понял.

— Но это же просто, — удивился Росс. — Я бы сказал, что ты предположил совершенно верно, речь идет о святом Георгии, победителе дракона, вот только записка никак не связана с этой покрытой патиной здешней статуей, которая, кстати, вообще подделка.

— Так к чему же это относится?

— Ты действительно не понимаешь, о ком речь?.. Нет, это слишком просто. Вот тебе подсказка: Сан-Романо.

Чарльз готов был кусать себе локти.

— Битва при Сан-Романо, конечно. Как я мог быть настолько глуп? Uccello, птица. Я должен был подумать о слове «птица» на всех языках. Итальянский мне даже в голову не пришел. Я сосредоточился на Праге.

Паоло Уччелло, настоящее имя которого было Паоло ди Доно, являлся одним из величайших художников тосканского Ренессанса. Родившийся в окрестностях Ареццо, он почти всю жизнь провел во Флоренции и посвятил ее развитию перспективы в рисунке. Его очень интересовал сам процесс рисования, и он пытался найти верную точку схождения линий, чтобы придать своим изображениям идеальную глубину. Он был учеником Лоренцо Гиберти, создателя знаменитых ворот флорентийского баптистерия — восьмиугольного здания напротив собора Санта-Мария-дель-Фьоре. Очень дружил с другим современным ему художником, Донато ди Никколо ди Бетто Барди, более известным как Донателло. Уччелло получил свое прозвище из-за особой любви к птицам, которых часто можно увидеть на его работах. Его главный шедевр, «Битва при Сан-Романо» — это триптих, изображающий битву между войсками Сиены и Флоренции, состоявшуюся в 1432 г. Сейчас три деревянные панели разделены, одна находится во Флоренции, в Уффици, другая — в Париже, в Лувре, а третья — в Лондоне, в Национальной галерее.

— «Битва при Сан-Романо» находится в Национальной галерее, не так ли? — уточнил Чарльз.

— Да, в Лондоне. Точнее, одна из трех частей точно там. Если я не путаю, то она выставляется в крыле Сейнсбери.

— Видишь, — сказал Чарльз, — стоит тебе появиться, и вот уже мои проблемы решены. Проходит целая вечность, а ничто не меняется. Ты по-прежнему умнее меня.

— Быстрее, а не умнее, я тебе уже говорил. Давай не будем забывать о том, что черепаха всегда обгоняет зайца.

— Да, а стрела никогда не попадает в цель. Парадокс Зенона. Вот только у Зенона были Ахиллес и черепаха. И плохо, что байки Зенона — отнюдь не парадоксы.

— Что ж, как говорил Зенон, расстояние проходят за определенный промежуток времени. Если разделить его на достаточно мелкие отрезки, можно получить бесконечно малую длину, на которой, как предполагается, стрела не будет двигаться, застыв на месте. Если сложить множество последовательных моментов, когда она стоит на месте, в результате получится, что она не летит вообще.

— Если бы несчастный Зенон догадывался, что такое система координат, мы об этих глупостях сейчас не говорили бы. Как бы там ни было…

— Не вижу, в чем проблема.

— Расстояние не может растягиваться бесконечно, как в «Алисе в Стране Чудес», просто потому, что заяц, или Ахиллес, или стрела начинают его преодолевать.

— Да брось, расстояние — это то, что нужно преодолеть. Уччелло в Лондоне, и тебе нужно ехать в Лондон за мечом, так что все складывается отлично.

— Конечно. Если уж ввязываешься в одну из этих невероятных историй, совпадения начинают множиться. Кажется, что тебе подыгрывает целая вселенная.

— Да ты посмотри на нас. Мы как две старые проститутки, пятьдесят лет сидевшие в одной камере. Выпусти их из тюрьмы, и они будут стоять у ворот несколько часов, пока не наговорятся.

— Ты победил, — сказал Чарльз, — и впереди еще несколько серьезных схваток. Будешь десерт?

— Нет, спасибо. Я не ем сладкого.

— С каких это пор?

— О, уже давно.

— Миленько. Любишь фаст-фуд, но от сладостей отказываешься. И, раз уж речь зашла о «давно», я всегда рассказывал тебе, чем занимаюсь, но за последние пятнадцать лет так и не узнал, где ты был с момента своего исчезновения. И не говори мне, что, если ты мне скажешь, тебе придется меня убить.

— Я занимаюсь очень скучными системами безопасности. Как в фантастике: готовлю мир к следующему веку. А вдобавок еще кучей взаимосвязанных данных и конфиденциальных договоров. Я никого не убиваю, не взрываю небоскребы, и, к сожалению, у меня нет девушки в каждом порту.

— И ты сейчас живешь в Европе?

— В Европе, Азии. Какое-то время провел в Индии. Завоевывал там кое-кого. Один человек, звезда Болливуда, которому я установил очень хорошую систему безопасности, воспылал ко мне страстью. И кстати, о Болливуде: я понимаю, что в данный момент ты стал персоной нон грата в Голливуде. Что ты натворил?

— Скажу, но только если ты дашь мне сигару.

— Значит, ты не изменился. Все так же куришь кривые сигары? По одной в день, после еды?

— Боюсь, в последнее время я начал перебирать с этим, — отозвался Чарльз и настоял на том, чтобы заплатить, несмотря на протесты Росса. — Зачем же нарушать традиции?

— Все традиции хороши, — произнес Росс, — если они старые.

Чарльз развеселился. Он осознал, как ему не хватало этих тонких замечаний, которые зачастую подразумевали нечто большее, чем было произнесено.

— И куда мы теперь направимся? — поинтересовался Росс.

— В отеле есть сигарный бар.

— Нет. Если ты исполнен решимости вбить очередной гвоздь в свой гроб, не заставляй меня сидеть в коллекторе, где меня будут травить и другие убийцы.

— Тогда пойдем на улицу. Возле отеля есть скамейки, и вид потрясающий. Или у тебя есть другие предложения?

— К сожалению, мне скоро нужно будет уходить. Так что да, идем на улицу.

— Итак? — произнес Росс, когда Чарльз прикурил сигару, покрутив спичкой вокруг ее «ножки». — Я слышал, что тебе нельзя приближаться к Лос-Анджелесу на расстояние трех сотен миль. Что ты натворил, чем так их разозлил?

— Думаю, я слишком чувствительный. Они все мучили меня идеей сделать фильм по «Самой оберегаемой тайне Линкольна», я вроде как наполовину согласился, поэтому они начали готовить мою книгу к экранизации. Однако я не уверен, что они ее прочли.

— Эй, то есть это ты так думаешь? — многозначительно переспросил Росс.

— Ладно. Как ты знаешь, эта книга — вовсе не беллетристика, она основана на серьезных исследованиях и документах. Ну хорошо, они многое сократили, как обычно бывает, но еще и навыдумывали того, что не имеет никакого отношения к теме, а также ввели массу нелепых персонажей и конфликтов, как будто позаимствованных из комиксов. Когда они прислали мне сценарий на утверждение, у меня волосы дыбом встали. Пусть они имеют право все драматизировать, потому что им нужно снять фильм, который будет пользоваться успехом у публики, но они совершенно упустили из виду все самое важное и — даже если это говорю я — самое интересное в этой истории. Как бы там ни было, этот бред, который они прислали мне под видом сценария, не имел никакого отношения к моей книге. Поэтому я устроил сцену.