Только хорошие умирают молодыми - Алексей Гридин

Олег почувствовал, что от слов Дениса Стас тут же подтянулся, стал выглядеть гораздо увереннее. Похоже, он не первый раз слышал что-то подобное. Денис навис над штабным вестовым как черный ворон, все еще не вынимая рук из карманов пальто.

— Да ну вас всех, — процедила сквозь зубы Мара, а затем витиевато выматерилась.

Оружия она не бросила, но сделала шаг в сторону, чтобы не стоять рядом со Стасом. Остальные последовали ее примеру. Как будто демонстрируя некий нейтралитет.

Хотя…

О каком нейтралитете могла теперь идти речь?

А ведь я сам пригласил его на совещание у Кравченко, подумал Олег. Интересно, он уже тогда все это замыслил? Сидел, слушал, поддакивал, отвечал, когда его спрашивали, — а сам глядел на демона, которого вскоре предстоит изгнать. Но до чего же это несправедливо! Все до последнего шло как по маслу. И такой облом в конце. Неудача горька сама по себе, но она становится во много раз горше, если смешается с позором. А он почему-то был уверен, что Вась-Палыч постарается выжать из сложившейся ситуации максимум пользы. Будет какой-нибудь бессмысленный процесс, исход которого ясен заранее, а цель — выставить Олега и его друзей эдакими врагами человечества и на этом фоне добиться для себя как можно больше выгоды.

Денис подошел ближе, остановился перед Олегом — так, что облачка морозного пара, вырывавшиеся из его рта, вылетали Музыканту прямо в лицо.

— А я ведь предлагал тебе все изменить, — негромко сказал он. — Ты, дурак, так и не понял главного. Одиночки никогда ничего не решают. Сила только за теми, кто вместе. Ты отказался быть вместе со мной — вот и огребайся теперь последствиями по самое не могу.

Он зло рассмеялся.

— Что с Доцентом? — спросил Олег. — Что вы с ним сделали?

— Беспокоишься за своего драгоценного папочку? А стоит ли?

— Я тебе вопрос задал, — упрямо сказал Музыкант. — Отвечай!

— Ух ты, как он разозлился. И раскомандовался…

Денис шагнул назад, затем вперед, покачался с каблука на носок, давя скрипучий снег. Пристально посмотрел Олегу в глаза:

— Ничего мы еще с Доцентом не делали. Сидит за решеткой, и даже не в темнице сырой, а во вполне комфортабельном месте. И нужным людям сказано, что если за ним придем не мы, а кто-нибудь другой, то наш с тобой общий знакомый из Штаба должен отправиться на тот свет как можно скорее, без всяких процедур и тонкостей. Усек, дружище?

Такой Денис, Денис-победитель, разговаривающий свысока, пренебрежительно, фамильярно, был Музыканту противнее любой крысы. Снайпер мечтательно представил, как хватает сейчас своего собеседника за тощее горло, сжимает жесткие пальцы… Нет, не успеть. Сразу же набегут со всех сторон, растащат, да еще изобьют прикладами.

— Что, — продолжал Денис, — неприятно проигрывать? Конечно-конечно, все в норме, никто не любит оказываться в дураках. А вы, мужики?

Его взгляд остановился на одетых в черную кожу гвардейцах Доцента. Гвардейцы угрюмо молчали.

— Вы-то зачем в это ввязались, дурачье? Хотя… — Денис задумчиво прищурился. — У вас, ребята, еще есть шанс. Очень надеюсь, что в этом дерьме вы еще не полностью вымазались. Это с Музыкантом все ясно, а по вашему поводу мы еще подумаем.

Вот, значит, как, мелькнула у снайпера мысль. Выходит, со мной все уже ясно. Я уже списан в расход. Не будет даже видимости суда. Действительно, зачем Вась-Палычу и его сыну суд надо мной, над Доцентом, над всеми, кого мы втянули в это. Вот, например, пришедшие со Стасом ребята — Бык, Мара и прочие — они, может, на самом-то деле отличные мальчишки и девчонки. Но, похоже, им совершенно невдомек, кто тут прав, кто виноват. А Вась-Палычу с Денисом много и не нужно: сказать пару слов, подтолкнуть в нужном направлении. Глядишь, через день-другой Цой или Ботан будут среди тех, кто с пеной у рта станет обвинять меня в самых страшных преступлениях.

Эх, не о том я думаю… Теперь, когда понятно, что мне конец, я должен, наверное, сделать все, чтобы выжить, извернуться как-то хитро, выбрать одну-единственную секунду, когда все висит на волоске, — и победить. Но так только в фильмах бывало, раньше, до Катастрофы. Теперь фильмов нет, они — история, и канули в историю герои, спасающие себя и друзей тогда, когда, казалось, не было уже никакого выхода. Жалко только, что воевал я с крысами, а убьют меня люди.

Флейтист отрешенно взглянул на него. Голос возник в голове Олега. Тихий голос сдавшегося. Все прахом, сказал голос. Это судьба, Музыкант. Ты был прав. Это не бог. Музыкант. Это дьявол. Он дал нам видимость шанса, поманил вкусной конфеткой, блестящей игрушкой — и разрушил башню нашей мечты точно в тот момент, когда мы уже готовы были шагнуть на небеса и ощутить облака под ногами.

Но, может быть, так же мысленно ответил Олег, еще не все потеряно? Надо надеяться до последнего, искать выход из ловушки, быть готовыми…

К чему, горько спросил Флейтист.

К последнему бою, откликнулся Музыкант, сам прекрасно понимая, что любую возможность боя отверг уже тогда, когда бросил в снег свой автомат.

Ты станешь драться со своими? Ради нас? Не надо, Музыкант. Это с самого начала было провальной идеей. Но мы верили до конца, мы не могли не верить, и тем сильнее наше разочарование. Ты же знаешь, что больнее всех тому, кто взлетел выше прочих: ему предстоит очень долгое падение.

Ответ крысы содержал в себе отчетливый привкус страха, и Олег вспомнил, как Флейтист рассказывал ему о том врожденном ужасе, что испытывают серые твари перед человеком. Видимо, сейчас именно эта боязнь, осознание своей ничтожности пред величием врага проснулись в странном создании, которое недавно упросило снайпера спасти его и других, фактически — пойти на предательство.

— Руки! — требовательно рявкнул Вась-Палыч. Черные зрачки стволов внимательно следили за Олегом и его товарищами. Со стороны могло даже показаться, что люди уделяют людям больше внимания, чем крысам. Но, возможно, так оно и было. Хвостатых сразу списали в расход — слишком жалкими они выглядели, не готовыми драться. А вот от своих многого можно было ожидать. Особенно от этого странного Музыканта.

Снайпер покорно протянул руки вперед, позволяя связать их. Он не терял ментального контакта с Флейтистом, и чувство проигрыша, пропитавшее разум крысы, отравило и его самого. Но вдруг Олег почуял что-то еще. Что-то, поднимающееся из самых мрачных глубин. Всплывающее и обретающее очертания на самых дальних задворках сознания. Нечто, отдаленно похожее на то самое шестое чувство, которому он привык доверять и которое так подвело его.

Хрустел под ногами снег. Люди Вась-Палыча связывали одному за другим руки пленным и отводили их в сторону. Хотя штабист привел с собой немало бойцов, процесс затягивался. Кто-то должен был держать схваченных с поличным предателей на мушке — как бы они чего не выкинули. И за крысами тоже стоило присматривать. Они, серые как сумрак, казались частью этого самого сумрака. Стоило на мгновение отвести глаза, и их вновь приходилось отыскивать, словно они успевали за это время частично раствориться в тусклости февральского утра.