Олег Даль. Я – инородный артист - Наталья Галаджева

ОНА (молчит): Смотрит в окно на убегающее Садовое кольцо): Чудак!

ОН: Ты знаешь, о чем я теперь думаю? (ОНА молчит.) Я думаю об одной женщине… Утром она пьет чай с сыном… Но когда она пьет кофе – я о ней не думаю. Когда наступает ночь – я не думаю о ней. Я сплю. А утром я просыпаюсь и снова думаю, думаю о ней, которая пьет чай в семь часов утра со своим сыном. Но когда она пьет кофе – я о ней не думаю.

Она молчит. Улыбается, встает и идет к дверям.

ОНА: Наше время истекло.

Двери раскрываются, и она выходит. Троллейбус уезжает, и она становится все меньше и меньше, и ее окружают посторонние люди, и она похожа на заблудившуюся в чужом городе маленькую девочку.

Над городом безумствует гроза. Небо черное. Потоки воды. Автомобили плывут, и их жалко. Вспышки молний делают город странным и незнакомым. В такие минуты хорошо быть дома.

Там, где живет ОНА. Поет Дассен. ОНА стоит у окна. Темно, и только всполохи молний. Ее сын Саша, очень худой юноша, накачивает гантелями мышцы

САША: Мама, где ты была вчера? Отец звонил несколько раз.

ОНА (глядя в окно): Я встретила очень старого знакомого, и мы вспоминали молодость.

САША: Мама, а кто он?

ОНА: Он? Человек, которого я не видела семнадцать лет. Семнадцать лет… (Она поворачивается и долго смотрит на сына): Тебя тогда не было. Какой ты большой и хороший, сын! Мой сын! Ах, как быстро летит время! У нас есть вино?

САША: Твой любимый вермут.

ОНА: Давай по рюмочке…

САША: Давай!

Бросает гантели, уходит. Музыка кончается. Шумит дождь Она снова ставит пластинку. Входит Саша, зажигает торшер, ставит на стол бутылку и две рюмки. Разливает вино. ОНА гасит свет.

САША: За что будем пить?

ОНА: Выпьем за дождь, за деревья, за траву, за землю, которая пьет этот дождь…

САША: И за того человека?

ОНА: И за него…

Шумит, шумит дождь, музыка кончилась, перестал петь Дассен, и музыка дождя оказывается мощнее и совершеннее. Это – жизнь.

ОНА: Я хочу тебя с ним познакомить.

САША: Зачем?

ОНА: Его надо спасать. Ему сейчас очень трудно…

САША: Ты его любила?

ОНА: Нет. Я его не любила. Ах, какая музыка!

Она раскрывает окно и в комнату врывается ветер.

ОНА: Я его не любила! (Кричит на улицу): Какая музыка. Прелесть! Прелесть! Спать, спать, спать! Ах, как хочется спать!

Там, где живет его мать. ОН и Мария. На стене портрет мадам Сомари.

ОН: Здравствуйте, мадам Сомари. Рад вас видеть. Вы вернулись наконец-то!

МАРИЯ: Ох, уж! Для тебя это имеет значение.

ОН: Имеет.

МАРИЯ: Какое?

ОН: Хорошая живопись развивает вкус. Ну и… Вот…

МАРИЯ: Ну и что, ну и вот?

ОН: Вопрос. Ты надеваешь коричневую юбку. Какого цвета может быть кофта?

МАРИЯ: Зеленого.

ОН: Почему?

МАРИЯ: Потому что у меня зеленые глаза.

ОН: Хорошо. У тебя действительно зеленые глаза. Вопрос. Если у тебя зеленые глаза, а ты надеваешь синие джинсы?

МАРИЯ: Я надеваю синюю водолазку.

ОН: Отлично.

МАРИЯ: У тебя, говорят, романтическое приключение?

ОН: Кто говорит?

МАРИЯ: Бабушка.

ОН (молчит): Мы отклонились от темы. Да, итак, о чем мы?

МАРИЯ: Ты сказал – не спеши замуж; я сказала – я не спешу.

ОН: Да? Я об этом не говорил. Я вошел сюда и сказал: «Здравствуйте, мадам Сомари!» (Подводит ее к портрету, обнимает за плечи.) Ты знаешь, по картине можно легко определить характер автора, его привычки, наклонности, состояние здоровья и, даже, как он живет со своей женой.

МАРИЯ: Ну, и как ты живешь со своей женой?

ОН: Прекрасно. Сначала ты привыкаешь к тому, что здесь у тебя висит портрет мадам Сомари. Потом ты увидишь, что кончик носа у нее выписан тщательно, четко, а все, что дальше от кончика носа – губы, глаза – чуть-чуть размыто, как бы вне резкости. Теперь смотри внимательно на кончик носа. Да не своего носа, а носа мадам Сомари. Вот видишь, глаза и губы у нее улыбаются и она прекрасна.

МАРИЯ: Интересно. А бабушка плакала.

ВХОДИТ МАТЬ.

МАТЬ: О чем беседуете?

МАРИЯ: О красоте.

МАТЬ: Прекрасная тема.

ОН (прохаживается по комнате): Что такое? Иногда не могу наступить на собственную пятку.

МАТЬ: Это отложение солей.

ОН (смеется, напевает): «Этого нам только не хватало! Я не понимаю, что со мною, со мною, со мною…»

Внезапно уходит.

МАТЬ подходит к окну, смотрит, как он пересекает дворик и исчезает под аркой.

МАТЬ: Дети всегда дети, даже если у них седая голова и отложение солей.

МАРИЯ: Взрослый человек, а пришел как ребенок – к маме.

МАТЬ: Он разрушит свой дом. Какое горе, великое горе! И великое счастье обрушилось. Больно, очень больно за его жену, которая отныне обречена на одиночество.

Мария подходит к бабушке, обнимает ее, гладит по голове.

За окном во дворе на асфальте мальчишки гоняют шайбу.

МАРИЯ: Она красивая женщина, еще молодая, она…

МАТЬ: Она его любит. Любит. А мосты надо сжигать.

МАРИЯ: Ты сожгла свой мост?

МАТЬ: Сожгла. (Улыбается): Ах, какой был кошмар! Ну, довольно. Тебе звонили Коля, Сережа и один…

МАРИЯ: Не назвался…

МАТЬ: Да…

МАРИЯ: Он глазастый и все время молчит… Ох, как с ним скучно…

МАТЬ: А какие у него глаза?

МАРИЯ: То синие, то черные…

Мать выходит из комнаты.

МАТЬ: Он сочиняет стихи…

Мария остается одна. Смотрит в окно. Подходит к портрету мадам Сомари. Потом берет телефон и садится на диван. Снимает трубку и набирает номер.

МАРИЯ (в трубку): Ну, что ты молчишь? Здравствуй, Вовка! Мне бабушка сказала, что ты пишешь стихи, и я хочу, чтобы ты мне их прочитал… Сегодня, сейчас! (Потом долго молчит. Слушает и тихо плачет.)

За окном кричат мальчишки. Тихо входит бабушка. Мария лежит, обернувшись к стене. Телефонная трубка лежит около аппарата, слышны сигналы «занято». Бабушка садится рядом с Марией и кладет трубку на рычаг. Мария поворачивает к ней заплаканное лицо с огромными глазами.

МАРИЯ: Ба! Он правда пишет стихи.

МАТЬ (смеется): Есть мальчики, которым трудно в прозе.