Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Гидобони были пьемонтскими сеньорами, с 1777 года связанными с семейством Висконти — миланскими герцогами. После череды смертей опека над детьми и управление имуществом оказались переданы в руки графа Жозефа Сормани-Андреани. Бальзак познакомился с этим богатым миланским помещиком в 1837 году, когда занимался продажей имущества графа Гидобони.

Почему Гидобони в 1821 году покинул Милан? Был ли он «карбонарием»? Все его друзья, и Жозеф Арсонати Висконти, и герцог Литта, и маркиз Адда, и Джованни Берше пользовались репутацией людей свободомыслящих, придерживавшихся антиавстрийских взглядов. В 1821 году начались политические процессы, и всем им пришлось эмигрировать.

Но в Париже граф Гидобони довольно быстро отошел от патриотических кругов. Свою ссылку он превратил в приятное путешествие и предпочел отдаться своим излюбленным занятиям: светской жизни, женщинам и музыке. Свое время он делил между Францией и Англией, особенно охотно наведываясь «на воды» в Бат, где собиралось не только английское, но и иностранное высшее общество.

Сара Лоувел также приехала в Бат. Ее молодость и красота покорили графа, который и сам был недурен собой и, как полагали вокруг, богат. Немедленно после свадьбы Гидобони, «счастливый, как осел», решил вместе с женой уехать из Англии. Сара, такая «молодая, любезная, красивая, воспитанная, милая», вскоре так всех очаровала, что окружающие дружно решили: «Гидобони ее не стоит» (Дж. Берше).

Гидобони, по натуре довольно скрытный, на некоторое время затаился, так что ни его родные, ни «парижские» итальянцы ничего о нем не знали. Когда в 1833 году он снова появился в свете, его нашли «постаревшим и подурневшим, но ни в малейшей степени не изменившимся в душе». Берше называл Гидобони итальянским словом «stivale», что означает «сапог», имея в виду ленивый эгоизм последнего. Вывести его из этого состояния могла лишь музыка, интерес к фармакопее да хорошенькие женщины. В то же самое время он с ревнивым любопытством сноба следил за поведением окружающих. Он знал, «сколько каждый из его знакомых тратит на обед и на жилище, сколько визитных карточек каждый из них раздал за минувший год…» Друзья-итальянцы не могли простить ему визитов к австрийскому посланнику, хотя и в Милан он вернуться не мог, опасаясь, как бы австрийское правительство, в глазах которого он продолжал оставаться бунтарем, не лишило его всей его собственности.

Бальзак познакомился с графиней Гидобони до отъезда в Вену, на приеме в австрийском посольстве. Л.-Ж. Арригон оставил нам такой, весьма льстивый портрет графини: «Высокого роста, с прекрасной розовой кожей и светло-пепельными волосами, она обладала плечами Юноны и была, пожалуй, чуть полновата, но эту легкую полноту скрадывала гибкая грация. У нее были глаза восточной принцессы и сладострастные губы. Воображение Бальзака сейчас же вспыхнуло ярким пламенем: незнакомка в самом деле отличалась красотой, ему же она показалась восхитительной. В ней угадывалась некая потаенная чувственность, нечто вызывающее, едва ли не распутное; когда она смеялась, то становилась похожа на белокурую вакханку».

В период с 1830 по 1835 год правительство Луи-Филиппа предприняло ряд акций, направленных на развитие торговли. Не забыли и о торговле книгами — «интересном», но «многострадальном» деле. «Казна выделила книготорговцам 1284 тысячи франков под залог книжной продукции на сумму 3700 тысяч франков» сроком на три года. В случае невозврата кредита книги предполагалось продать через сеть аукционов. Благодаря контракту с Бальзаком на 50 тысяч франков, подписанному в 1833 году, вдова Беше смогла добиться 100-тысячного государственного кредита. В октябре 1835 года госпоже Беше следовало вернуть кредит, и она потребовала, чтобы Бальзак возместил ей расходы, вызванные бесконечной правкой корректур. Впрочем, впоследствии ей пришлось простить ему этот долг, поскольку ее издательство уже не имело возможности опубликовать четвертый выпуск «Этюдов о нравах», который в феврале 1837 года появился в издательстве Верде. К 1835 году из всех «Этюдов» реально существовали лишь четыре десятка страниц «Утраченных иллюзий», написанные Бальзаком с 23 по 26 июня в Саше. «Старая дева», написанная в октябре 1836 года, печаталась в газете «Пресс» с 23 октября по 4 ноября.

Начиная с 1835 года отношения Бальзака с книготорговцами заметно осложнились, что вынудило его снова обратить свои взоры к периодике. Успех, достигнутый на этом поприще Жирарденом, казалось, давал и Бальзаку возможность смотреть в будущее с куда большей надеждой, чем в 1830 году.

С 1832 по 1839 год в свет вышел 52-томный «Словарь беседы и чтения» (в формате ин-октаво), составленный Уильямом Дьюкеттом, журналистом ирландского происхождения, родившимся в Париже в 1804 году. Бальзаку Дьюкетт предложил написать статью, посвященную Рабле. Бальзак отказался. «Эту работу невероятно легко сделать кое-как, но на то, чтобы сделать ее хорошо, у меня нет времени». Впрочем, он согласился написать небольшие статьи о шести французских королях, от Людовика XIII до Людовика XVIII.

1 мая 1834 года Дьюкетт и Кº организовали товарищество по изданию газеты «Кроник де Пари». 31 июля 1835 года предприятие выкупил Макс де Бетюн, компаньон Анри Плона по владению типографией на улице Вожирар, в доме 37. 24 декабря 1835 года Бетюн уступил восьмую часть собственности Уильяму Дьюкетту, а шесть восьмых — Бальзаку (стоимостью в сто сорок франков). Бетюн остался руководителем газеты, Бальзак же занялся финансами. По предварительным прикидкам, с января по июль 1836 года бюджет оценивался в 45 тысяч франков. В качестве компаньонов выступили книготорговец Верде, Сюрвиль и секретарь Бальзака молодой граф Гийом Белуа де Моранг, родившийся в Тулоне в 1812 году. Жалованья ни одному из компаньонов не полагалось.

Бальзак серьезно надеялся найти общий язык с Бюло, директором «Ревю де де монд» и вынашивал мечты о совместном создании «партии интеллигентов», в которой заправляли бы умные люди.

К сожалению, Бюло повел себя по отношению к Бальзаку крайне пренебрежительно и даже совершил акт «интеллектуального предательства», передав невыправленные гранки «Лилии в долине» издательскому дому Беллизара в Санкт-Петербурге (23 декабря 1835 года). Выходом из этой тупиковой ситуации стали два судебных разбирательства: вначале Бальзак против Бюло, а затем и Бюло против Бальзака, отказавшегося предоставить продолжение романа «Лилия в долине» Бюло, который намеревался опубликовать его не в «Ревю де де монд», а в «Ревю де Пари».

Бюло считал Бальзака слишком манерным писателем, чем-то вроде Скюдери. Если уж ему так хочется издавать некий журнал, пусть издает, но ведь он собирается переманить у него лучших авторов: Виктора Гюго, Гюстава Планша, Жорж Санд! Между ними вспыхнула настоящая «жакерия». «Через три месяца, — писал Бюло Жорж Санд, — Планш прибежит просить прощения, Бальзак наконец-то исполнит свою провиденциальную миссию, а Гюго сделает Жюльетте (Друэ) ребенка. Трепещите за меня».

Ребенок-таки родился, правда, не у Жюльетты Друэ, а у графини Гидобони-Висконти. Виктор Ламбинет считает, что маленький Лионел-Ришар, увидевший свет 29 мая, был «предположительно» сыном Бальзака.