Природа зверя - Луиз Пенни

Неужели такова была цена за пропуск в Канаду? Неужели время от времени Ал Лепаж выполнял грязную работу, которой брезговало правительство?

Лакост отпустила Лепажа, но поручила агентам вести за домом круглосуточное наблюдение.

– Pardon, – сказал Гамаш, вытаскивая телефон из кармана, где тот, вероятно, начал вибрировать, так как звонка Бовуар не слышал.

Гамаш посмотрел на экран, потом ответил.

– Старший суперинтендант, – сказал он.

– Насколько я понимаю, вы не один, Арман, – произнесла Тереза Брюнель. – У меня для вас новости.

– Oui?

По тону ее голоса вполне можно было предположить, что в лотерею она не выиграла.

– Мне только что звонили из отдела национальных новостей Си-би-си.

Гамаш глубоко вздохнул, беря себя в руки.

Бовуар кинул взгляд на шефа. Тот напрягся, насторожился.

– Продолжайте.

– Да-да, именно то, что вы думаете, – сказала она. – Они разузнали про пушку.

– Что им известно?

– Они знают о «Проекте „Вавилон“», о Джеральде Булле, знают, что пушка находится где-то в Квебеке. Поэтому-то они мне и звонили.

– Но точного места они не знают?

– Пока нет. До шестичасового выпуска новостей они не будут давать никакой информации. А к тому времени могут разузнать все. Но даже если и не разузнают, их сообщение будет подобно взрыву бомбы. Все журналисты начнут копать. И в конечном счете найдут. После их выпуска новостей у вас останется один день. А может, несколько часов.

– Вы можете их остановить? – спросил Гамаш.

– Вы знаете, чем чревата попытка цензурировать прессу, Арман. Я отправила срочный запрос на судебный запрет, но судьи неохотно дают такие запреты. Мы должны исходить из того, что история получит огласку.

Гамаш посмотрел на часы: половина второго.

– Им известно про Гийома Кутюра? – спросил он.

– Нет, но через несколько часов вы узнаете, известно им или нет. Они это очень быстро выяснят. Как только приедут журналисты, кто-нибудь в деревне заговорит. Не могу понять, как информация не просочилась раньше.

Деревня Три Сосны хорошо хранила свои секреты. Но этот вот-вот должен был выплыть на свет божий.

– Merci. – Он отключился. – Останови, пожалуйста, машину.

Бовуар остановился, Гамаш вышел, опустился на колено, одну руку положил на капот, словно его тошнило.

Жан Ги обежал вокруг машины:

– Что с вами?

Гамаш выпрямился и перевел дыхание. Потом пошел куда-то по земляной обочине проселочной дороги.

– Что случилось? – спросил Жан Ги, устремляясь за ним.

Но ему пришлось остановиться, когда Гамаш взмахнул рукой, запрещая следовать за собой.

Бовуар уловил лишь конец разговора шефа, но этого оказалось достаточно, чтобы понять суть.

Арман вернулся к Жану Ги, лицо у него было бледное и измученное.

– У нас есть четыре часа, потом известие о пушке передадут по Си-би-си.

– Черт!

У него скрутило желудок. Они оба знали, как будут развиваться события. Через несколько минут после сообщения весь Интернет наполнится ссылками, загудят социальные сети, другие медиа. Эн-пи-ар, Си-эн-эн, Би-би-си, «Аль-Джазира». Известие о пушке Джеральда Булла распространится по всему свету.

– Они пока не знают о ее местонахождении, – сказал Гамаш. – Они не знают про Три Сосны. Не уверен, знают ли они про Хайуотер. Но так или иначе узнают. А когда это случится…

«Начнется ад кромешный», – подумал Жан Ги.

Бовуар посмотрел на тестя, и у него закружилась голова.

– Бог мой, вы же не думаете…

Но по выражению лица Гамаша можно было понять, что именно об этом он и думает.

– Вы хотите освободить Флеминга? – с трудом выговорил Бовуар.

– Мы должны найти чертежи до выхода новостей. Наша проблема будет не в журналистах и не в любителях диковин. Все торговцы оружием, все наемники, все разведки, все террористические группы и коррумпированные диктаторы узнают о пушке. Эти люди не из числа неопытных авантюристов. Они умны, мотивированы и безжалостны. И они нахлынут сюда. Господи Исусе, ты понимаешь, что случится, если какой-нибудь торговец оружием опередит нас и первым найдет чертежи?

– Всё «если» да «если»! – прокричал в ответ Жан Ги. – Может, ничего такого и не случится. Но мы точно знаем, что случится, если выпустить Флеминга из чистилища. Он станет убивать. Снова и снова.

– Не рассказывай мне о том, что будет делать Флеминг. Ты понятия не имеешь, на что способен этот человек. А я знаю.

– Так скажите мне, бога ради. Что он сделал? На что он способен?

– Он создал Вавилонскую блудницу! – выкрикнул Гамаш.

– Гравировку? Да знаю я!

– Да нет, настоящую! Из своих жертв!

Бовуар отшатнулся. Сделал шаг назад от Гамаша. От слов, которые тот произнес, и от образа, который возник перед его мысленным взором. Образа того, что совершил Флеминг. Того вселенского ужаса, из-за которого процесс закрыли от общества.

– А-а-а-а-а, – вырвалось у Бовуара на выдохе, словно его душа съежилась и вместе с воздухом вышла из тела. – И дети?

– Все. Все семь жертв, – сказал Гамаш и снова согнулся, уперев руки в колени.

Бовуар рухнул на колени. Он смотрел на Гамаша, который пытался перевести дыхание. Груз, который нес на своих плечах этот человек, нельзя было вообразить. Ходили слухи о какой-то записи. Гамаш стоял в том зале судебных заседаний, вбирая в себя то, чего не должны были знать другие граждане. Ради всех пожертвовали несколькими.

Гамаш неуверенно выпрямился и наконец встал во весь рост. В нем чувствовалась решимость.

– Если бы был какой-то другой способ, Жан Ги…

– Его нельзя выпускать. Я вас прошу. – Бовуар, все еще стоявший на коленях, поднял руки к Гамашу. – Никакой пользы не будет. Вполне возможно, что он лгал вам. Может, он и не знает, где чертежи. – Бовуар вскочил на ноги, переполненный злостью. – Вы находились слишком близко от него и не видели. Он играл с вами, морочил вам голову.

– Ты думаешь, я не знаю? – прокричал Гамаш. – Не знаю, что он, вероятно, лгал? И даже если ему известно, где чертежи, то нам он почти наверняка не скажет. Я все знаю.

– Тогда зачем же идти на такой риск? Зачем даже рассматривать такую возможность?

– Что случится, если мы оставим Флеминга в тюрьме, а чертежи найдет другой торговец оружием?

Он уставился на Бовуара, бросая ему вызов. Побуждая встать на то место, на котором стоял сам Гамаш. На всех ветрах.

Они стояли, разделенные несколькими шагами, и смотрели друг на друга.