Хромой кузнец - Мария Семенова

– А что, стал бы ты копьё за мной носить, Мстиша?

У него так и засветилась вся славная конопатая мордочка:

– Ой стал бы, дядька Неждан…

Но улыбка тут же пропала, в глазах вновь затлела забота. Ялегонько шлёпнул его:

– Ну, беги.

Он побежал было. Но скоро остановился и глянул на меня судивлением. И то: я не бранился, не рвал с себя шапки, не ломал об уголподвернувшихся под руку кольев. Глаза наши встретились, и я кивнул. Пусть знаетмаленький Мстиша, как следует мужу встречать чёрную весть…

Было всё ещё очень рано – только-только прогнали коров. Умоих ребят не было коровы, и они спали. Спал и Братила. Ему было полегчало, новчера хворь подступила опять: пролежал в лёжку весь день, да и сегодня наврядли поднимется. Я вернулся в дом. Бесшумно пересёк избу. Снял со стены меч. Снялщит. Осторожно, чтобы не звякнуло, поднял кошель со свёрнутой кольчугой. Всёпривычно! Взялся было за лук, но передумал. Ни к чему.

Так же тихо я вышел во двор. И подпёр дверь толстым колом. Ав то, что Лас вздумает зажечь дом, я не верил.

Я не спеша натянул кольчугу, и железные звенья знакомооплели грудь. Я ничем не стал прикрывать её сверху: пусть видят. Так, говорят,страшней. Я сел на крылечко и положил меч поперёк колен. Надо было бы хотьнемного поработать рукой, но почему-то не хотелось. И стал я ждать…

Первым я увидел кузнеца. Кузнец спешил к своей наковальне,раскачивать шумные мехи, бросать под молот пышущие заготовки для ножей исерпов, покрикивать на помощников-рабов… Мы поздоровались, и он заторопилсядальше. Он не спросил, для чего это при мне меч и кольчуга. Не мог не знатьтроюродный брат старейшины Ласа, какое непотребство замыслило Печище. Я водилсяс кузнецом, ходил к нему в кузню размять плечи, помахать тяжёлым ковадлом. Но вэто утро он прошёл мимо меня, ибо силён человек и славен, покуда стоит за нимего род… Ладно, кузнец. Спасибо тебе и на том, что хоть не пошёл вместе сЛасом, отговорился работой…

Немного погодя в дверь заскреблись.

– Выпусти, дядька Неждан, – позвала из-за двериНадёжа. Я сказал:

– Нет.

В избе притихли… Потом подошёл Братила. Его дыхание, егоспотыкающиеся шаги.

– Беда какая, Неждан Военежич? Выпустил бы.

Он не был трусом, Братила. Он понял – дело неладно, и хотелвстать рядом со мной. Я улыбнулся, представив, что могло из этого получиться. Ясказал ему:

– Нет, ведун. Ты своё дело делал, я тебе не мешал. Атеперь черёд мой.

Братила отошёл.

Почему-то молчал Тур, и я невольно встревожился, вспомнивпро свой лук: как бы не надумал глупый пустить его в ход… Но беспокойство моёскоро прошло. Этого лука они там не согнут и все втроём. Уже не говоря про то,чтобы стрелять.

Солнышко между тем поднималось; я смотрел на него и думал,что князь вполне мог задержаться. Мало ли. Может, старые бояре притомилисьехавши по жаре через лес. Или шустрые отроки подняли в зарослях прыскучего зверя…Случись драться, меня одолеют нескоро. Но рано или поздно всё-таки одолеют.

Я хорошо знал Чурилу Мстиславича, кременецкого князя. Ещё поЛадоге помнил. И про жену его, княгиню ласковую, слыхал. В этом доме моимребятам холопьями теплее будет, чем вольными – здесь. Пусть так! Покуда я жив,никакой Лас не будет ими распоряжаться. Покуда я жив и держу вот этот меч…

Потом я подумал, что Мстиша мог и напутать. И я просижу тутвесь день на посмешище сельчанам, напрасно ожидая врага. Я нахмурился. Это былобы хуже всего…

Но Мстиша не обманул. Я поднял голову и увидел их всех сразу– они выходили из-за соседней избы. Первым, в окружении старших сыновей, шёлЛас. У всех четверых висели на поясах мечи. А позади толпилась ближняя родня: укого топор, у кого лук, у кого тяжёлое, на медведя, копьё… Не на Тура же ссестрёнкой они воздвигали этакую рать! Должно, предвидели, что будут иметь делосо мной. Только, верно, думали – сплю ещё.

Высоко же ставил меня Лас, пришёл сам-двадцатый… Ну, уважил,спасибо за честь! Я ощутил знакомое подрагивание в правом плече. Руке нетерпелось разлучить с ножнами меч.

Я не спеша выпрямился, чувствуя спиной тепло нагретойдеревянной стены. От непогоды и времени она была серо-седой, но там и сям в нейбелели свежие брёвна. Они помнили силу моих рук. Это был мой дом. И пусть Ласпопробует в него войти!

– Я пришёл не к тебе, – сказал мне Лас. –Отойди!

А Первак, издеваясь над моим именем, добавил:

– Пришёл неждан, уйди недран.

Я не ответил. Поговорим, когда подойдут поближе.

Они распахнули ворота и по-хозяйски вступили во двор. Онивели себя храбрее, чем я ожидал, и это настораживало. Но размышлять былонекогда. Я вытащил меч, отстегнул и бросил на крылечко опустевшие ножны. Набороздчатом клинке родились огненные змеи, и сыновья Ласа разом остановились.Первак оглянулся на отца, и тот кивнул. Люди подались в стороны, и двое парнейвывели под руки лысого старика в белой рубахе до пят. Вывели почтительно и сопаской. Борода старика свешивалась на грудь. Гремели один о другой бесчисленныеобереги у пояса. А глаза из-под белых бровей смотрели неожиданно зорко, властнои жутко…

Волхв!

Я почувствовал, как пот выступил у меня на висках. Волхв,тот самый, живший в чаще лесов. Умевший замкнуть в недрах тучи готовый вылитьсядождь. Или по своей воле выбить градом хлеба. Никогда не видав, я узнал егосразу. И точно рука сдавила моё нутро, приросли к месту ноги. Я не боялся Ласаи тех, кого он привёл, но против волшбы бессильны кольчуга и меч. Нет на светеоружия страшнее, чем слово волхва. Оно рассекает окованный щит и сворачивает спути летящие стрелы. По этому слову обнажённые камни вспыхивают жарче берёзовыхдров, а ясное небо обрушивается грохочущей молнией. Скажет ведун – умрёшь черезтри дня! – и человек умирает.

Ни разу ещё я не знал подобного страха. А ведь я не вёлсчёта сечам, в которых побывал, и ранам, которые в них получил.

Невыносимое время мы с ним смотрели друг другу в глаза. Онтоже был здесь своим, вот и пришёл, исполчился против чужого. Может быть, онждал, чтобы я упал перед ним на колени – уж верно, не раз он вот так, однимвзглядом, ожиданием страшного, смирял неслухов вроде меня… Но у меня была вруке надёжная сталь. И я держал её крепко. А за спиной у меня был мой дом. И ястоял, глядя ему в глаза. И не отводил глаз.

Потом старик протянул руку, и высохший палец нацелился мне вгрудь. И заслониться было нечем. И блестел на том пальце перстень с незапамятнодревним солнечным знаком: крестом с концами, загнутыми по кругу…

– Чернобог тебе хозяин! – проговорил старецмедленно и с угрозой. – Поди прочь!