Гарем - Кэти Хикман

— Извините. Хаддба, это Мариус. Мариус, эта дама — хозяйка пансиона, в котором я живу.

Мариус протянул руку в приветствии, но Хаддба демонстративно не подала своей и не шелохнулась. Серьги в ее ушах горели в полутьме, как два злых желтых глаза, а ее собственный взгляд мог бы поднять и мертвого.

— Доброго вам дня. — В этих словах открыто прозвучала неприязнь.

Когда они вдвоем оказались на улице, Мариус выглядел несколько озадаченным.

— Ф-фу, что за старая карга. — К разочарованию и облегчению Элизабет, он не попытался ее сразу обнять, а вместо этого, глубоко засунув руки в карманы куртки, зашагал по тротуару, слегка, по своей привычке, ее опережая. — Ты позволяешь ей командовать собой? Не спорь, я понял, что позволяешь. Ясно как день.

— Не говори о ней так. Она мой друг.

— Консьержка из отеля?

— Она вовсе не консьержка.

Элизабет приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него совсем уж безнадежно. На улице было так холодно, что у нее явственно застучали зубы.

— Да ну? — Голос его звучал довольно кисло. — А чертовски похоже.

Девушка подавила улыбку. Не часто у Мариуса случались осечки с женщинами — молодыми, старыми, любого возраста, — каждая из них словно спешила поддаться его обаянию. Неудивительно, что сейчас он так раздосадован.

Некоторое время они шли в молчании, поднимаясь по узкой улице вверх к Истиклал-каддеси. Приближался вечер, на землю уже спускались сумерки, небо заволокли плотные багровые тучи. Тощие коты хоронились в подъездах. В молчании молодые люди миновали сначала тот крошечный магазинчик на углу, куда Рашиду случалось бегать за сигаретами или газетой, затем их путь лежал мимо закусочных и забегаловок, мимо старых цирюлен и кофеен, мимо старика, торговавшего жареными каштанами. Подумать только, какой знакомой стала для нее эта картина за несколько недель.

Когда они поравнялись со стоявшим на одном из перекрестков полуразвалившимся домом, входная дверь которого была заколочена досками, Мариус рывком притянул девушку к себе и прижал к стене. Его губы были в дюйме от ее лица.

— Можно мне поцеловать тебя?

«Нет!» — закричал голос внутри ее. Но она ощущала тепло его дыхания на шее, в волосах и, со вздохом закрыв глаза, подставила ему губы.

«Он ведь приехал за мной, — только и успела она подумать. — Сколько раз я мечтала об этом. Было время, когда я готова была продать душу за один его поцелуй».

Но когда их губы встретились, язык Мариуса, скользнувший в ее рот, показался девушке вдруг холодным влажным бревном.

— Какой мороз. — Наконец он от нее отстранился. — Можем мы куда-нибудь зайти погреться?

— Конечно пойдем. Я знаю одно уютное местечко.

Она повела его к своему любимому кафе на Истиклал-каддеси. На улице уже стемнело и до того похолодало, что ей казалось, она чувствует в воздухе запах снега. Теперь она шла чуть впереди Мариуса, так они миновали магазин музыкальных инструментов и расположенный за ним двор текке[75]дервишей; надгробные камни в нем, напоминающие своим силуэтом чалму, светились отраженным лунным светом.

— Где мы вообще-то находимся? — поинтересовался Мариус, следуя за ней по узким улицам.

— Сейчас в той части Стамбула, которая носит название Бейолу. Раньше этот район назывался Пера, здесь обитали преимущественно иностранцы.

Она чуть сократила путь, пройдя сквозным пассажем, выходившим на небольшую площадь, где любили посиживать старики, играя в нарды и распивая чаи в тусклом свете уличных фонарей, уцелевших еще с тридцатых годов. Увидев Элизабет, они подняли головы, Мариус встревоженно замедлил шаги.

— Ты уверена, что тут вполне безопасно?

— Безопасно?

Элизабет рассмеялась и обернулась к нему. Виной ли тому ее разыгравшееся воображение или он действительно выглядит как-то по-другому? Словно стал поменьше ростом, незначительнее видом, манеры его лишились прежней уверенности.

— Думаю, это зависит от того, что именно ты называешь безопасностью.

В кафе было тепло, медные лампы делали его похожим на какую-нибудь из венских кофеен, а стены украшали панели из махагонового дерева и стекла. Подошедшую официантку Элизабет попросила принести чаю и пирожных; когда же та удалилась, она взглянула на Мариуса и поймала его внимательный взгляд.

— Ты сильно изменилась, — помолчав, произнес он не воркующим, как обычно, тоном, а скорее задумчивым. — Но, Элизабет, выглядишь ты просто классно. Честное слово, на самом деле классно.

У нее вдруг возникло чувство, что он видит ее в первый раз в жизни.

— Спасибо, — просто ответила она.

— Не за что. Я и вправду так думаю.

Последовало молчание. Прежде она всегда спешила взломать неловкую тишину между ними, но сейчас девушка спокойно ждала, когда первым заговорит ее спутник.

— Ты не отвечала на мои сообщения, — произнес Мариус.

— Да. Не отвечала.

Снова молчание. Рассеянным жестом он потянул со стола чайную ложечку и принялся бесцельно постукивать ею по ладони.

«Нет, этого не может быть! Чтобы Мариус нервничал, такого просто не бывало», — в смятении подумала девушка.

— Я скучал без тебя, крошка.

— Правда?

«Неужели скучал? Судя по тому, как он произнес эти слова, можно подумать, он не врет».

— Правда.

«До чего же странно, — удивилась она про себя. — До чего странно сидеть здесь с Мариусом».

Разговор, который они вели между собой, не трогал ее, и теперь, когда волнение первых мгновений встречи прошло, она обнаружила, что может смотреть на Мариуса совершенно хладнокровно. Приятные черты лица, незначительная щетина. Смазливая внешность ярмарочного гуляки.

— С чего это, Мариус? А как поживает та, другая девушка, блондинка, с которой я видела тебя?

Но даже это жгучее воспоминание не имело больше власти над ней.

— А, та… Она для меня ровно ничего не значила.

— Думаю, что это не совсем так. — Поднося к губам стаканчик чаю, Элизабет взглянула на свою руку, она не дрожала. Хорошо. — Но все-таки зачем ты сюда приехал? — Девушка изумилась собственному вопросу.

— Приехал для того, что забрать тебя и увезти с собой.

«Он забавляется твоим сердцем».

Опять эти слова. Сейчас она услышала их совершенно отчетливо и оглянулась, почти ожидая увидеть рядом кого-то, кто их произнес. Откуда-то же они явились. Тогда, в Оксфорде, она подумала, что произнесла их Эва, сегодня решила, что так сказала ей Хаддба. Но рядом никого не было.