Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн

Мужчина всё ещё улыбается мне, как вдруг меня накрывает чувством вины. Что если я съела его запас еды на день?

Мужчина низко кланяется, и этот жест заставляет меня свести брови вместе. Я уже собираюсь сказать ему, что я ещё не королева, как вдруг по стропилам начинает стелиться дым, который в итоге принимает форму птицы.

— Сир, как давно я вас не видел.

Морргот должно быть сказал ему, чтобы он выпрямился, потому что Сьювэл перестает кланяться.

— Да. Оба готовы. Идём.

Он заводит меня в единственную дверь, в комнату, которая выглядит чуть меньше моей. И она кажется ещё меньше из-за медной ванной, располагающейся рядом с кроватью.

Деревянные жалюзи закрывают окно, не давая солнцу проникать внутрь, но, несмотря на это, здесь стоит удушающая жара. Похоже, что в полдень солнце поджаривает эти дома до хрустящей корочки. Морргот садится на деревянную раму кровати.

— Вам что-нибудь нужно, сир?

— Наверное, ванную для птиц и миску семечек? — любезно предлагаю я.

Улыбка исчезает с лица Сьювэла.

— Что?

«Не насмехайся над этим человеком. Он хороший».

Мои щёки начинают гореть.

— Я насмехалась над тобой, а не над ним.

Я поворачиваюсь к Сьювэлу и указываю жестом в сторону ворона.

— В данный момент Морргот и я не очень-то ладим.

Румянец сходит с лица Сьювэла, и его лицо бледнеет, сделавшись такого же пепельного цвета, что и стены.

Морргот должно быть уверил его, что я шучу, потому что цвет медленно возвращается его лицу.

— Это была очень долгая неделя, — говорю я в качестве извинения

— Тогда я оставляю вас отдыхать. У вас ещё много дел.

Он переступает порог и начинает закрывать дверь.

О, да, не напоминай. Улыбнувшись усталой улыбкой, я говорю:

— Спасибо ещё раз за гостеприимство.

— Не стоит благодарностей. Друг Лора — мой друг.

— Я не…

Дверь щёлкает.

— … друг Лора, — заканчиваю я, но он уже ушел.

Я поворачиваюсь к Моррготу, который всё ещё здесь.

— Зачем ты сказал ему, что я друг твоего хозяина?

«Он сам это предположил».

Я испускаю раздражённый вздох, но ванная уже зовёт меня, и спустя несколько секунд я оказываюсь нагишом и уже захожу в воду. Она холодная, но всё равно божественная. Я закрываю глаза и сгибаю ноги, чтобы поместить в ванную как можно большую часть своего тела.

«Здесь есть мыло».

Не открывая глаз, я ворчу:

— Ты всё ещё здесь?

«Я пообещал тебя охранять, забыла?»

Я открываю глаза и пристально смотрю на ворона.

— Ты также пообещал меня убить.

«Это было не обещание, Фэллон; это было предупреждение».

— Это одно и то же.

Я шарю руками по бортикам ванной в поисках мыла, которое оказывается таким тонким, что почти тает в моих ладонях, превратившись в розовую маслянистую массу, которая пахнет как пустынная роза. Я встаю, чтобы не дать этой драгоценной массе упасть в воду и начинаю намыливать голову, пока она не перестает быть жирной и покрытой песком. Затем я мою подмышки и между ногами. Я стараюсь не касаться сосков, которые из бледно-розовых сделались пугающе малиновыми.

Я опускаю своё тело обратно в ванную и неторопливо ополаскиваюсь.

«Фэллон. Кровать».

— Хм-м-м.

«Фэллон».

Мои веки приподнимаются. Лучи света, проникающие внутрь по краям окна, сделались ярче, белее.

«Не засни в ванной».

— Почему нет?

«Ты можешь утонуть».

— В таком количестве воды?

Я провожу ладонями по пенной лужице, лопнув несколько пузырьков.

— Я, конечно, люблю бросать вызов обстоятельствам, но…

«Пожалуйста».

Одно единственное слово заставляет меня вылезти из ванной и поползти в кровать. Я издаю стон, когда простыни целуют мою кожу, а щека касается подушки.

— Я разбита, Морргот. Ты меня сломал.

Я как будто слышу, как он вздыхает, но этот звук вполне мог сорваться с моих собственных губ.

«Отдыхай, Behach Éan».

— Ты так и не сказал мне, что это значит, — бормочу я в подушку.

Если он мне и отвечает, то я уже слишком далеко, чтобы услышать его ответ.

ГЛАВА 57

Я просыпаюсь от самого божественного ощущения в мире — нежные руки разминают больные мышцы моей спины. Я решаю, что умерла и отправилась в загробный мир. Либо я всё ещё сплю, и это сон. Либо Сьювэл находится сейчас в моей комнате.

Последняя мысль заставляет меня резко проснуться. Я поворачиваюсь, но у меня за спиной только темнота. Я снова позволяю своим векам закрыться и испускаю стон, пожелав, чтобы этот фантастический сон вернулся.

И, как по волшебству, те пальцы снова появляются, проходятся вдоль моего тела, после чего впиваются в скованные сухожилия и разминают их, пока те не размягчаются точно какао-масло.

«Прости, что был с тобой так суров, Behach Éan».

Мне не только делает массаж воображаемый доктор, но я также получаю извинение от своего крылатого компаньона.

Это самый лучший сон.

Я погружаюсь ещё глубже в соломенный матрац.

Опускаюсь на призрачные пальцы, разминающие мою больную кожу, и окунаюсь в прохладную дымку, обволакивающую мою шею.

— Я тебе не враг, Морргот, — бормочу я, после чего покидаю реальный мир со всей его ложью и обидами, чтобы попасть в тот сон, где существует только стремление к блаженству и удовольствию.

Руки проходятся вниз по моей спине и начинают медленно описывать небольшие дуги вдоль позвоночника. Я вытягиваюсь и ложусь на живот, чтобы предоставить моему воображаемому массажисту ещё больше доступа, хотя ему, наверное, это без надобности. Ведь он соткан из воздуха и света звёзд — или чего-то настолько же божественного. Я не сомневаюсь в том, что эти неземные пальцы могут проникнуть сквозь мои рёбра и начать ласкать сердце.

Пальцы останавливаются на моей талии, словно мой воображаемый помощник не решается двигаться дальше.

В обычной жизни я ценю хорошие манеры, но Боги… эти воображаемые руки получили от меня карт-бланш делать с моим телом всё, что им заблагорассудится.

— Не останавливайся, — умоляю я.

Я почти уверена, что говорю сейчас, как проститутка, и что каждый из моих стонов проникает сквозь стены дома этого доброго хозяина, но мне, похоже, всё равно.

Ладони, которые так и не начали спускаться вниз, наконец, минуют мою талию и опускаются всё ниже, и ниже, и ниже. Одним лёгким движением они достигают моих лодыжек, надавливают на подошвы ног, после чего снова проходятся по пяткам, впадинам на икрах, бёдрам и попе.

— О, Боги, — говорю я сквозь стон.

Этот сон ещё лучше, чем тот, в котором вода в канале превратилась в земляничное желе.

Кончики пальцев легко скользят вдоль моего тела, нежно… нежно.

К