Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или мне только так кажется.
За мной увязывается какой-то человек.
— Какая у тебя красивая лошадь.
Ропот действительно выделяется ростом и походкой. На этой песчаной улице нет больше таких же широких и высоких коней, как мой жеребец. Было бы иронично, если бы меня остановили не из-за моей внешности, а из-за моего коня.
Я глажу шею Ропота, чтобы мои беспокойные пальцы могли коснуться чего-нибудь твёрдого.
— Я согласна.
— Ты девушка?
Человек переводит взгляд с Ропота на меня.
— Нет.
Его взгляд перемещается на мою грудь, я не двигаюсь. Как грубо.
«Ты разве не поняла, что тебе надо держаться в тени, Фэллон?»
— Но у тебя сиськи, — говорит наблюдательный парень.
— Я упитанный. У каждого свои недостатки, — отвечаю я невозмутимо.
Лицо молодого человека озадаченно морщится. Он как будто не может понять, действительно ли я парень с внушительным размером груди, или девушка, которая его дурачит.
Как и большинство здешних людей, он худой. И так же, как и все, он лысый, и у него такие же уши, как у меня, только выдаются ещё сильнее, потому что вокруг них не растут волосы.
— Ты не мальчик, — говорит он, наконец, но его голос звучит не очень уверенно.
«Стоит ли мне вмешаться, или ты сама сможешь избавиться от своего поклонника?»
— Ему понравился Ропот, — бормочу я.
Лоб парня морщится.
— Что?
— Я опаздываю.
Я сжимаю Ропота коленями, чтобы заставить его побежать рысцой, и даже не утруждаю себя тем, чтобы пожелать парню хорошего дня.
Раздражительность ворона передаётся мне. Надеюсь, она скоро пройдёт.
Моим бёдрам больно каждый раз, когда они касаются седла, да и мои соски горят, но чем дольше я изучаю своё окружение, тем меньше мне становится себя жаль. Большинство этих людей напоминают мешки с костями, у них запавшие щёки и глаза, а сами они измучены суровыми условиями жизни. Но, по крайней мере, в том молодом человеке чувствовалась какая-то искра.
Искра надежды и молодости.
Своим первым королевским указом я постараюсь разжечь эту искру и помогу ей переброситься на каждое человеческое лицо. Я буду народной королевой — их глазами, ушами и сердцами.
Ропот останавливается у двери, которая, как мне кажется, была когда-то бирюзовой. Теперь же она выцветшего серого цвета с зеленовато-голубыми пятнами, которые едва заметны на потускневшем дверном полотне.
«Мы на месте».
Я осматриваю крышу в поисках ворона, но его пернатого тела нигде не видно.
Спешившись, я осматриваю вдоль и поперёк песчаную улицу в поисках дыма, но ничего не замечаю. Когда Морргот не хочет, чтобы его видели, он становится до ужаса незаметным. Но хотя бы мне больше не надо беспокоиться о том, что меня поймают вместе с вороном.
Я закидываю поводья на шею Ропота, как вдруг открывается входная дверь, и оттуда выходит улыбающийся человек с кривыми зубами и загорелой неровной кожей, напоминающей ржаной хлеб. Выражение его лица заставляет меня отвлечься от его грубой кожи.
Я даже не осознавала, как сильно соскучилась по искренним улыбкам, пока не взглянула на это дружелюбное и открытое лицо. Я быстро оборачиваюсь, чтобы убедиться в том, что его улыбка направлена на меня, после чего улыбаюсь ему в ответ.
Впервые за эти несколько дней я начинаю дышать свободнее, и говорю:
— Вы, должно быть, Сьювэл.
Он кивает головой на угол дома, в сторону небольшой аллеи, которая разделяет его стену и стену соседнего дома. Я завожу Ропота в узкий переулок, где пахнет сыростью — мочой, водорослями и гравием. Если Ракокки и зимой, и летом окутывает прохладная влага, то здесь воздух горячий и сырой.
Ропота ожидает ведро с водой, а также охапка сена. Мой конь — да, Ропот кажется мне моим — отчаянно пытается дотянуться до них, и Сьювэл своими ловкими и такими же загорелыми, как и остальное тело, руками снимает узду с головы Ропота.
Меня переполняет чувство вины, когда я понимаю, что мне ни разу не пришло в голову снять с него металлические удила или седло в оазисе.
Сьювэл обматывает поводья вокруг низкорослого дерева, которое выглядит иссохшим, так же как это место и его жители. Затем он снимает с Ропота седло, под которым скрывались несколько слоёв вспененного пота и липкого песка. Все это он проделывает в тишине. Он достает ещё одно ведро из чего-то, напоминающего колодец, судя по конструкции из веревок и блоков, и выливает его содержимое на Ропота, который отряхивается и начинает радостно ржать, погрузив голову в ведро с сеном.
Сьювэл отходит назад и смотрит на него.
— До чего же прекрасное создание.
Я согласно киваю.
— Думаю, вы тоже хотели бы помыться.
Я облизываю пересохшие губы и бросаю взгляд в сторону колодца.
Сьювэл смеется.
— Расслабьтесь, синьорина. Я не собирался окатить вас водой.
Если уж быть предельно честной, я не уверена, что так уж сильно возражаю. Но я не произношу этого вслух, так как боюсь, что он может передумать и вместо долгой ванной, я получу быстрый душ.
Он заводит меня в заднюю дверь своего дома. И как только она закрывается, я говорю:
— Мы забыли привязать Ропота.
— Этот конь никуда не денется.
Его голос звучит так уверено, словно Морргот рассказал ему о том, что он умеет мысленно контролировать это животное.
В отличие от человека на лошади, у Сьювэла нет акцента. Или, по крайней мере, он не такой сильный. Его «р» не такая раскатистая, и он не так сильно растягивает звук «с», как я. Но я ходила в школу в Тарекуори, так что меня учили говорить так, как говорят благородные фейри.
— Спасибо, что согласились приютить меня на ночь, — говорю я и осматриваю его дом, который гораздо просторнее моего.
Здесь нет ни цветов, ни ракушек, ни множества плетёных корзин, висящих на стенах, или домотканых занавесок. Его жилище похоже на дом одинокого мужчины, но я могу ошибаться. Он может жить здесь с женщиной, у которой нет ни времени, ни желания украшать дом.
— Это честь для меня.
Он использует слово «честь», как будто я кто-то очень значимый. Должно быть, он очень уважает Морргота.
Сьювэл наливает стакан воды из кувшина и передает его мне.
— У меня есть печенье. Оно немного сухое, но питательное. Не желаете?
— Очень желаю.
Как и Ропот, я жадно выпиваю воду, а затем
