Небеса любви - Кэтрин Кингсли

Потягивая вино, Лили наблюдала за Мари Маршанд. Эта бойкая хохотушка стреляла глазами и кокетничала напропалую. Вино же текло рекой, и чем больше люди пили, тем раскованнее становились.

Вернув Мари мужу, Паскаль сел рядом с Лили, и она тотчас спросила:

– Что там Мари шептала тебе на ухо?

– Она рассказывала мне о своих мозолях. Бедная женщина… Как она ужасно страдает…

– Правда? Ты что, наступил ей на мозоль?

Паскаль рассмеялся.

– Ревнуешь, герцогиня?

– Нет, просто я проголодалась, – с лукавой улыбкой прошептала Лили.

Паскаль не успел ответить – месье Тенон, житель соседней деревни, перегнулся через стол и протянул ему руку. Паскаль вежливо ответил на рукопожатие, но левую руку спрятал под стол и, завладев рукой жены, просунул ее под лежавшую у него на коленях салфетку.

Изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость, Лили наблюдала, как Паскаль общается с месье Теноном. Не в силах удержаться, она в какой-то момент, стиснула возбужденную плоть мужа. И следовало отдать ему должное – он ничем себя не выдал, даже бровью не повел. Месье Тенон все говорил и говорил, а Паскаль продолжал вежливо ему отвечать. Лили снова стиснула его, на этот раз – чуть покрепче. И тотчас же заметила, как Паскаль вздрогнул и стиснул зубы. Схватив жену за руку, он убрал ее, положив ей на колени, но свою руку не убрал.

Лили едва не лишилась чувств, когда пальцы его безошибочно отыскали нужное место, прикрытое несколькими слоями ткани. Она слегка раздвинула ноги, и Паскаль не преминул этим воспользоваться.

– …Вы правы, месье, я действительно посчитал, что бордоская смесь жизненно необходима для восстановления виноградников, – говорил Паскаль, лаская жену.

А Лили с трудом удерживалась от стона. Если бы она могла отдаться мужу прямо здесь и сейчас, непременно бы это сделала.

– Нет, месье, – говорил Паскаль, в очередной раз надавливая на заветный бугорок, – мы действительно ничего не узнаем, пока не закончится вторичная ферментация…

И тут Лили, не выдержав, закрыла глаза и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Паскаль же с невозмутимым видом продолжал:

– Со дня на день мы ждем приезда специалиста. И тогда все смогут вздохнуть спокойно. Спасибо вам, месье. Нам всем было очень приятно. – Они вновь пожали друг другу руки, и месье Тенон наконец удалился.

– Что я вижу, герцогиня, – с улыбкой сказал Паскаль, повернувшись к жене. – Вы как-то очень уж раскраснелись. Может, выпили лишнего?

Лили закрыла лицо ладонями.

– Мне бы тебя убить! – заявила она.

– Не думай, что я остановлюсь на полпути. Обещаю закончить работу как положено, но только попозже, – с тихим смехом сказал Паскаль. – Но в следующий раз, когда тебе захочется опозорить меня на людях, подумай о последствиях.

– Ты сам напросился, – с озорной улыбкой возразила Лили.

– Как и ты. Бог знает, что обо мне подумал месье Тенон. Я сам не знаю, что я нес. Смотри, Лили! – воскликнул Паскаль, кивнув на дорогу. – Твой брат пришел.

Лили пожала плечами.

– Не очень-то он торопился, – пробурчала она. Ее отношение к брату уже никогда не станет прежним. Для нее он навсегда сошел с пьедестала.

– Не будь к нему слишком строга, – сказал Паскаль. – Жан-Жак старается загладить свою вину перед тобой, но люди быстро не меняются. Вспомни, какой ты была, когда приехала сюда.

– Не напоминай об этом, – смутилась Лили. Чтобы угодить Паскалю, она решила проявить снисходительность к тому, кого когда-то боготворила.

При виде герцога люди расступались и кланялись, но без особого почтения. Паскаль же, напротив, пожал Жан-Жаку руку, демонстрируя уважительное отношение к хозяину этих мест.

– Не смущайте людей, – прошептал Паскаль во время рукопожатия. – Сегодня их праздник, и они его заслужили.

Жан-Жак кивнул и, откашлявшись, проговорил:

– Э… Продолжайте праздновать. Веселитесь, вечер только начался.

И праздник продолжился. Когда Паскаль, забравшись на скамью, захотел произнести тост, ему пришлось минут пять стучать ножом по бокалу, добиваясь тишины.

– Друзья мои, выпьем за урожай! – прокричал он.

Тост был встречен гулом одобрения.

– Еще один тост за вас, жителей Сен-Симона, за тех, чей труд принес нам урожай!

И этот тост был встречен такими же радостными криками.

– И третий тост за вашего герцога, благодаря которому мы смогли добиться урожая.

Народ откликнулся довольно вяло, но выпили все. А Жан-Жак был явно смущен.

– И, наконец, если вы позволите, – продолжал Паскаль, – я бы хотел предложить тост за мою жену, которая всегда помогала мне и поддерживала меня. Мне повезло в жизни. Залезай-ка ко мне, Лили. – Он помог жене забраться на скамью. – За Лили! – повторил Паскаль, высоко поднимая бокал. Выпив, он обнял жену и чмокнул в губы под восторженные крики толпы. – Я люблю тебя, герцогиня, – прошептал он, прижимая ее к себе. – Господи, как же я тебя люблю. – Он снова ее поцеловал, на этот раз – забыв о том, что на них смотрели…

Тут грянула музыка, праздник выплеснулся на улицы, и все пустились в пляс.

Паскаль и Лили по-прежнему стояли на скамье, возвышаясь над толпой. В очередной раз окинув взглядом площадь, Паскаль заметил отца Шабо, лихо отплясывавшего в паре с мадам Дюпон. Чарлз и Эмили Клюбер вели себя словно молодожены. В городке царила особая атмосфера – словно этот праздник знаменовал собой начало новой и счастливой эпохи для всех и каждого. Паскаль встретился глазами с месье Жамардом, и они молча кивнули друг другу.

Лили прижалась к мужу, и он, обняв ее за талию, проговорил:

– Посмотри на них, дорогая. Ты видишь по-настоящему счастливых людей. О господи… – пробормотал Паскаль, глядя куда-то в сторону.

– Милый, что там? – Лили проследила за его взглядом – и замерла, не в силах поверить собственным глазам.

Перед входом в церковь стояла Коффи, и свет уличного фонаря падал прямо на ее лицо. А за спиной у нее стояла женщина, которую Лили не видела целых пятнадцать лет.

Это была ее мать.

– Но как… – Паскаль умолк и тут же пробормотал: – Впрочем, не важно. А что это за женщина рядом с мисс Маккофферти? У нее такое лицо, словно она только что увидела призрака.

– Это герцогиня Монкрифф, – проговорила Лили. – И в каком-то смысле она действительно увидела призрак – свою дочь.

От радостного румянца на лице Лили и следа не осталось; теперь она была бледна как смерть. Паскаль уже давно понял, что мать – запретная для нее тема, хотя он знал о чувствах жены больше, чем она думала. Не зря он все-таки копался в ее подсознании.