Горький мед, сладкий яд - Ирина Надеждина

– Она знала, что ей нельзя иметь детей. У нее было больное сердце. В этом конверте распоряжения на случай ее смерти.

– Я принесу завтра этот конверт сюда, а вы подъедете и возьмете, – предложил Всеволод Иосифович.

– Лучше давайте сегодня вечером приедем к ней домой. Я разыщу ее подругу, и тогда посмотрим, что в конверте. Кроме того, к этому времени мои ребята решат все с похоронами. Вы придете? – Да, да, конечно.

Туман, казалось, пробирается под одежду, проникает в каждую клеточку тела, не дает дышать, слепит глаза…

«Да полно, туман ли это? Может, просто слезы?» – подумал Владислав, глядя на то, как закапывают могилы, хотя глаза его были сухими. Комья мокрой земли и глины глухо стучали по крышкам – одной большой и одной маленькой. Рядом стояли Илья, Эрик, Всеволод Иосифович и Лена, подруга Аси. Телохранители и водители остались у машин на аллее. Туман был настолько сильным, что с трудом просматривались памятники на расстоянии нескольких метров. Лека плакала, иногда вытирал глаза Всеволод Иосифович. Владислав вспомнил слова Аси, глядя на комья земли, падающие в могилы: «Не хочу в мерзлую землю…». «Земля оттаяла, как ты и хотела», – мысленно обратился он к Асе, почему-то уверенный, что она его слышит. Могильщики подправили могилы, Лена разложила цветы. Они постояли еще несколько минут.

– Идем, Влад? – спросил Эрик.

– Да, идите. Я сейчас догоню…

Все ушли, а он никак не мог оторвать взгляда от этих двух свежих холмиков. Слез не было. «Прости меня за все», – тихо сказал он и медленно пошел к машине.

Пока поминали Асю, кроме того, как пить, Владислав ничего не мог. Не мог даже произнести пары слов. Вкуса спиртного он снова не чувствовал. Перед глазами стояли уже не могильные холмики, не церковь, не мертвая Ася, а личико ребенка, которого похоронили вместе с ней. Его и Никиного ребенка… И еще было всепоглощающее чувство вины. Он смотрел куда-то в одну точку.

– Извините, а кем вы приходились Асе? – оторвала его от мыслей Лена.

– Другом, – Владислав перевел на нее холодный взгляд.

– Другом? – удивилась Лена. – Она никогда не говорила ничего о вас.

– А о нас? – кивнул на Эрика Илья. Владислав благодарно посмотрел на него.

– И о вас тоже ничего не говорила.

– По-моему, Ася вообще была не большая любительница что-нибудь рассказывать, – Владислав закурил. – Вы не возражаете?

– Нет. Как вы думаете, может быть, стоит поискать в ее записных книжках адрес ее московского… – она запнулась, подбирая слово, – знакомого?

– Зачем? – Владислав рассматривал сигарету. – Насколько я знаю, их больше ничего не связывало. Я бы не стал этого делать и вам бы не советовал. У него своя жизнь.

Ника поправлялась быстро. На третий день, как и обещал Лазарев, она начала вставать. Это было нелегко, но она переносила свое состояние довольно терпеливо, не жаловалась, не капризничала. Единственной целью для нее сейчас было побыстрее вернуться домой. Она могла часами мечтать о том, как все будет хорошо. Они будут вместе – она, Владислав и дети. Настанет хотя бы на какое-то время относительно спокойная полоса. Нике было очень жаль Владислава, который выглядел очень уставшим, хотя и пытался сделать вид, что все в полном порядке. Она очень хотела увидеть родителей. Если до операции она видела их хотя бы через окно, то теперь могла с ними только разговаривать по телефону. Хотела увидеться с Ольгой и Ритой. Очень хотела посмотреть на то, как воспримет Алик братишку и сестренку. Малыши были просто очаровательными. На кого они были похожи, она никак понять не могла. Иногда ей казалось, что на нее, иногда, что на Владислава. Одно было точно – глаза у них были совсем как у Владислава, удивительно голубые. Еще она очень хотела узнать что-нибудь об Асе.

Теперь Владислава Лазарев пускал к ней только один раз в день, ближе к вечеру. Когда он приезжал, то до Аси как-то речь и не доходила. Сегодня Ника решила, что спросит об Асе обязательно. Она попробовала спросить о ней у Лазарева, но он пропустил вопрос мимо ушей и сослался на то, что должен идти.

Владислав приехал около пяти. Как он ни пытался улыбаться, Ника заметила, что он чем-то подавлен, вид у него особенно усталый и глаза грустные.

– Что случилось? – спросила она, коснувшись пальцами его щеки.

– Все нормально, солнышко мое, – он попробовал улыбнуться. – Устал. Дел было выше крыши. Сама понимаешь, конец года.

– Влад, ну сколько раз тебе говорить, не пытайся улыбаться, если не можешь, – вздохнула Ника. – Вижу же, что не просто устал.

– Потом. Все потом. Ты лучше расскажи, как ты и как наши малявки?

– Вот уж одного не пойму, в кого они такие горластые, – Ника улыбнулась. – Их сегодня принесли до кормления. У мальчика такой басище…

– Ты имена уже придумала?

– Нет еще, не совсем. А ты?

– Сначала хочу услышать твое мнение.

– Ну, предположительно, девочку назовем Анна, а мальчика – Роман.

– Так, ну если кто-нибудь после этого скажет, что мы с тобой по-разному думаем, то мы имеем полное право бросить в него камень. Я то же самое думал с утра.

– Значит, так тому и быть.

– Я сегодня скажу маме, что если ты так же будешь вставать и завтра, то пусть она приедет, и вы хоть в окно друг другу помашете рукой.

– Я буду очень рада.

– Очень больно вставать?

– Терпимо. Я думала, что будет хуже. Сегодня Валерий дренаж убрал. Хотела заглянуть, пока делали перевязку, на что это все похоже, но ничего не вышло.

– Ну, ты, котенок, такое придумала! Потом увидишь, когда зарастет. Нечего заглядывать туда, куда не нужно.

– Влад, – Ника перестала улыбаться и стала сосредоточенной, – ты в последние дни ничего не говоришь про Асю. Как она?

Владислав отвернулся и посмотрел в темноту за окном. Повисла пауза. Наконец он повернулся, глаза его приобрели стальной оттенок.

– Нет больше Аси, – тихо ответил он. – Она умерла три дня назад. В тот день, когда с тобой все случилось.

– А ребенок? – у Ники на глаза навернулись слезы и задрожали губы.

– И ребенок. Сегодня их похоронили, – он обнял Нику, спрятал лицо в ее волосах. – Не плачь, маленькая моя. Их уже не вернешь… Жить – живым. Подумай о наших детях…

Открывалась Асина выставка. У ее портрета с траурной лентой в углу стояла корзина темных роз, обвязанных черной лентой. На открытие собралось довольно много народа. Владислав приехал вместе с Никой и своими друзьями. Рядом с ними стояли сотрудники музея, Асина подруга с каким-то парнем. Пока директор музея, а за ним Всеволод Иосифович говорили вступительное слово, было довольно тихо. Ленточку на этой выставке никто не разрезал. Директор попросил почтить память Аси. Все затихли, и в этой тишине полилась песня. Очень приятный, негромкий мужской голос пел под гитару: