Четыре после полуночи - Стивен Кинг

– Думаю, шансы очень велики, – ответил Герб. – Я не гарантирую, но я почти уверен.

– Спасибо, Герб, – сказал Морт с искренней благодарностью. – Ты крутой.

– Ну что вы, мэм, ерунда, – сказал Герб, скверно имитируя Джона Уэйна, что отчего-то доставляло ему удовольствие.

– Возвращайся к своему ужину. И поцелуй за меня Делорес.

Герб еще не вышел из образа Джона Уэйна.

– Еще чего! Я ее за себя расцелую, пилигрим.

Все-то ты важничаешь, пилигрим.

Морта охватил такой ужас, что он едва сдержал крик. То же слово, та же плоская, нарочитая растяжка. Шутер как-то подключился к его телефонной линии, и кому бы Морт ни звонил, какой бы номер ни набрал, ответит Джон Шутер. Герб Крикмор стал его очередным псевдонимом, и…

– Морт? Вы меня слушаете?

Он закрыл глаза. Едва Герб бросил изображать липового Джона Уэйна, все стало нормальным. Это снова Герб, и только что был Герб Крикмор. Он часто использует это словечко, которое…

Что?

Новый участник парада совпадений? Ага. Конечно. Никаких проблем. Я стою на обочине и смотрю парад. Мимо уже продефилировали совпадения и покрупнее.

– Слушаю, Герб… – сказал он, открыв глаза. – Это я просто подумал, как тебя люблю.

– Скажете тоже, – сказал Герб, явно польщенный. – Но дело с рассказом вы будете улаживать осторожно и осмотрительно, да?

– Да.

– Тогда я пошел ужинать со светом моей жизни.

– Ну и молодец. До свидания, Герб, спасибо тебе.

– Пожалуйста. Я постараюсь, чтобы журнал доставили к послезавтра. Ди тоже говорит вам «до свиданья».

– Не сомневаюсь. Ей ведь не терпится разливать вино, – сказал Морт, и они с Гербом засмеялись.

Едва Морт поставил телефон на столик, фантазии вернулись. Шутер, значит. Изображает в лицах полицейские отчеты[24]. Морт был один, кругом темнота – самая благодатная почва для фантазий, и все же он не верил – по здравом размышлении, – что Джон Шутер сверхчеловек или гений преступного мира. Обладай Шутер сверхспособностями, он бы знал, что Мортон Рейни не занимается плагиатом – во всяком случае, не крал этот конкретный рассказ, а будь Шутер преступником, он грабил бы банки, а не портил воздух в западной части Мэна, выбивая рассказ из писателя, поднявшегося на романах.

Морт медленно пошел в гостиную с намерением дойти до кабинета и засесть за компьютер, когда одна мысль

(в любом случае не крал этот конкретный рассказ)

поразила его как громом, заставив остановиться.

Что значит – этот не крал? Разве он хоть раз в жизни присваивал чужие работы?

В первый раз после появления на пороге Шутера со стопкой листков Морт серьезно задумался об этом. В бесчисленных рецензиях на книги Морта Рейни неоднократно отмечалось, что он не оригинален и грешит заимствованием сюжетов. Он помнил, как Эми читала рецензию на «Мальчика Перемалывателя органов», где сначала отдавали должное динамизму и легкому языку романа, а затем высказывали предположение об определенной подражательности сюжета. Эми тогда сказала: «Ну и что? Можно подумать, критики не знают, что существует минимум пять удачных оригинальных сюжетов, которые писатели пересказывают снова и снова?»

Сам Морт считал, что существует минимум шесть сюжетов: успех, провал, любовь и потеря, месть, ошибочное принятие одного персонажа за другого и борьба за власть – от Бога или дьявола. Первые четыре он пересказывал снова и снова, как одержимый; если подумать, то и в сборник «Время сева» вошли три из этих сюжетных мотивов. Но разве это плагиат? Если да, то все романисты в мире повинны в плагиате.

Плагиат, считал Морт, – это неприкрытая кража. А он в жизни не совершал ничего подобного. Никогда.

– Никогда, – решительно произнес он и зашагал в кабинет с высоко поднятой головой, как воин, идущий на поле брани. И там он просидел следующий час, не написав ни слова.

Бесплодная трудовая смена за компьютером убедила Морта, что ужин неплохо бы выпить, а не съесть, и он уже приканчивал второй бурбон с водой, когда телефон снова зазвонил. Морт осторожно подошел к аппарату, сильно пожалев об отсутствии автоответчика. У них все-таки есть одно первоклассное качество: можно отслеживать входящие звонки и отделять друзей от врагов.

Морт нерешительно стоял над телефоном, думая, как ему не нравится звук, который издают современные аппараты. Когда-то они звенели и даже весело бренчали, теперь же издают пронзительное завывание, напоминающее о мигрени, которой не терпится начаться.

Ну возьмешь трубку или так и будешь стоять, слушая, как он звонит?

Я не хочу говорить с ним снова. Он пугает меня, он будит во мне ярость, и я не знаю, какое из этих состояний мне меньше нравится.

Может, это не он.

А может, он.

Настойчивое кружение этих мыслей оказалось еще хуже пиликающего «тиуиу» телефона, поэтому Морт поднял трубку и грубо сказал «алло». Звонил совсем не опасный смотритель его дома, Грег Карстерс.

Грег, разумеется, расспрашивал о пожаре. Морт снова ответил на все вопросы, думая, что объяснять про пожар – это почти как рассказывать о чьей-то скоропостижной смерти: если что-то и способно вывести из шокового состояния, так это частое повторение известных фактов.

– Слушай, Морт, я сегодня в конце дня побеседовал с Томом Гринлифом… – начал Грег. Морт подумал, что Грег говорит немного чудно – как бы с опаской. – Они с Сани Троттсом красили методистскую церковь.

– Ты говорил с ним о моем приятеле?

– Говорил, – подтвердил Грег еще более осторожно.

– Ну и?

После короткой паузы Грег произнес:

– Том сказал, может, ты дни перепутал.

– Перепу… как это понимать?

– Видишь ли, – извиняющимся тоном начал Грег, – Том сказал, что действительно проезжал вчера днем по Лейк-драйв и видел тебя. Он тебе помахал, и ты махнул в ответ. Но, Морт…

– Что? – Морт испугался, что уже знает ответ.

– Том утверждает, что ты был один, – закончил Грег.

Долгую минуту Морт молчал. Ему казалось, он не в силах ничего сказать. Грег тоже не произносил ни слова, явно давая ему время подумать. Том Гринлиф, конечно, не желторотик, он был шефом Дейва Ньюсама минимум три, а то и все шесть лет. Но он и не старый маразматик.