Сад зеркал - Дмитрий Самохин

– А кроме того, – заявила мать, и улыбка её в свете костра выглядела оскалом, – вместе с ранчо я продаю всех единорогов, импов и двух мальчишек для работы на полях и огоро…

– Что? – вскричал Койот. – Каких мальчишек?

– Обучены ли они полевым работам? – просипел старый кобольд, поднимая голову от тарелки.

Его пышный воротник был заляпан маслом с травами и, судя по старым застиранным пятнам, для кобольда это было делом обычным.

– Не знаю, не знаю, чему обучены, – замахала руками мать. – Их вообще-то в шахты кристаллов определили, да пока не переправили, так я попросила сюда завезти, хи-хи, вдруг срастется чего. Им уж по десять лет, кажется, так что работники будут славные, быстро всему обучатся!

– Мама?!

Светловолосая эльфийка с тремя серьгами в острие уха тоже заинтересовалась и хотела что-то спросить, но тут из дома раздался истошный детский вопль, следом – еще один, другим голосом, а потом оба завопили разом, и каждый крик был громче другого, а потом дом, казалось, затрясся и… пополз?

Гости вскочили, опрокидывая стол, тарелки и плошку с маслом и травами, она, как живая, поскакала прямо в костер, а он стал трещать и плеваться. Кобольды побежали прочь от дома, эльфы – к нему, дети выбежали им навстречу, продолжая истошно вопить, и пронеслись мимо, не узнав родителей. Далеко не убежали, повалились вслед за кобольдами на утоптанную тропу, потому что в деревья словно вселились злобоглазы: они выбрасывали над землей побеги и гибкие корни, ставили бегущим подножки, хлестали по ногам. Над их головами свистели веточки из маленьких самострелов, которые, Койот знал, привязаны к деревьям, но со стороны это выглядело так, словно сами деревья гонят непрошеных гостей. Земля тряслась и гудела, там-сям из-под ног разбегались трещины. Из темноты вылетали импы с распахнутыми для объятий руками, что приблизительно означало «Я рад видеть это, оно станет моей едой». Гости орали, бежали, падали, поднимались, орали и бежали, а мать, заламывая руки, трусила следом и умоляла остановиться. За себя она почему-то совсем не испугалась.

Койот смотрел на это, покатываясь от хохота, и всё спрашивал: «Ну как ты это устроил, дед, а?» – но призрак не появлялся и ответом его не удостаивал, только громко бабахал дверью дома, и от этого с неё осыпались невидимые в темноте последние хлопья краски.

* * *

Мальчишек привезли рано утром. Телега, сопровождаемая держимордовскими эльфами, остановилась у края незасаженного огорода, и близнецы тут же помчались к дому, а надзиратели пошли за ними с обманной ленивостью, держа руки на рукоятях оплетающих жезлов, если вдруг мальчишки вздумают побежать куда-нибудь еще.

Койот думал, племянники будут грустить, ведь недавно они потеряли мать, но они выглядели довольно оживленными и лишь слегка пришибленными. Видно, в последнее время видели Надежду так редко, что теперь мало замечали её отсутствие. А при виде дома из панциря радужной улитки они и вовсе ожили.

– О-о-о, какой домище! – восторгались мальчишки. – Мы будем тут жить? Ну пожалуйста-пожалуйста!

Мать, злющая после вчерашнего, в ответ лишь глухо взрыкивала и махала на внуков метёлкой. Сама она вечерних безобразий не испугалась, но очень рассердилась и грозила «повыдергать ноги этому проклятию», если только доберется до него. В запале она с утра разобрала немного хлама на четвертом витке, где была дедовская спальня, но на большее воодушевления не хватило, и она принялась ходить по двору, подозрительно присматриваясь к поредевшим зарослям пырея, завру, Койоту и всякому мелкому барахлу, которое так и валялось где попало.

Мать не оставила надежду продать ранчо и отправила весточку дальним соседям, семейству кентавров, из-за чего у них с Койотом с утра вышла громкая ссора. Мало того, что сама мысль о продаже ранчо была дикой, так еще и кентавры. Всякому известно, что они терпеть не могут единорогов и при первой возможности продадут животных кому попало, а то и просто выгонят!

Близнецы с воплями носились по двору, Койот доваривал кашу на костре, держимордовские эльфы по- хозяйски устраивали себе спальные места в доме. Детей они сначала хотели привязать за ноги, чтобы не разбежались, но добрая бабушка заверила, что сама им ноги повыдергает, если они попробуют сбежать, да и вообще, никуда они не побегут, потому как тут им нравится, а в округе они никого не знают. Эльфы пожали плечами и согласились взыскать виру с хозяйки ранчо, если дети разбегутся, после чего ушли устраиваться, а «хозяйка» начала обеспокоенно коситься на мальчишек и на моток веревки, что валялся среди груды хлама во дворе.

Койот в конце концов плюнул и на эти взгляды, и на доносящийся из дома гогот эльфов, которые не пойми чему так бурно радовались, и повел племянников смотреть на единорогов.

По правде сказать, на Койота накатило желание сжечь радужный дом вместе с эльфами, так что он не столько мальчишек, сколько самого себя увёл таким образом подальше. Импы-то, конечно, говорить не захотят, они знают, что старый хозяин здесь, и нового не признают, но единороги, быть может, будут более расположены к людям. Возможно, серебристо-черный зверь сегодня окажется в таком хорошем расположении духа, что даже даст мальчишкам погладить себя.

* * *

– Вы мне еще помогайте чуток, а я-то вам тоже чего доброго соображу! Надо б еще одну вещичку сделать, чтобы немного вот это туда и так у-ух! – и тогда всё уж, ни одна поганина сюда носу не сунет еще лет двести, а мне того и надо же, а?

– Де-ед, ты о чем-нибудь другом думаешь вообще, а? Про место печешься, а про потомков своих – ничуть, так получается? Ты нас другому учил, когда был жив! Мы должны здесь остаться, мы единорогов объезжать будем, за деревьями ухаживать, огороды там, поля…

– Неча-неча мне! Не потерпит сё место живых людёв, загаснут соки в деревьях, одичают единороги, разозлятся импы, я другое обещал им, ясно? Безлюдное место должно быть, тогда только мы тут развернемся во всю нашу радость под солнечным пением и журчаньем древесным! Нет тут места живым! Помрёте – тогда приходите, тогда примем вас радостно, потому как родные вы мне, дорогие.

– Какие еще древесные журчания? Если мальчишки тут не останутся, их до смерти загоняют в кристальных шахтах, а денег у меня столько нет, чтоб выкупить их.

– Так я ж говорю: помрут – приму их тут с удовольствием! Чего вы за жизнь так цепляетесь, внук? Короткая она и бестолочная, живые слепы и глухи к волшебству земному, даже чародеи – и те глухи, самое-то хорошее после смерти и начинается, уж поверь старику!

– Да что ж такое! Дед! Мы жить еще хотим! Я сюда не просто так приехал, а поселиться навсегда, ясно? Где еще, если не здесь-то, места тут хорошие и родные, соседи далеко – если не звать нарочно, так не будет рядом ни одной эльфской морды, ни одного кобольдского уха! Ты бы знал, как меня от них тошнит! И почему тошнит – из-за твоих же историй, это ж ты нам рассказывал, как люди были сами себе хозяева, когда жили на Планете Земля, помнишь? И во что нас превратили в этих краях? В подметки, в тряпки! Не хочу больше всего этого видеть, тут жить останусь, на ранчо!