Обнаженная натура - Владислав Артемов

— А… Вены… Так-так… Где она? — шагнул Родионов к Ирине. — Адрес!

— Ты у меня спрашиваешь, миленький мой?

— Выхода нет! — нетерпеливо перебил Павел. — Адрес!

— Во-первых, никакого адреса я не знаю и знать не хочу. Во-вторых, отдышись, Паша, успокойся. Ну идем, я тебя чаем напою. Я ведь теперь замужем, милый мой. Но все равно, идем! — она решительно взяла его под руку и повела на веранду.

— Ты. Замужем? — удивился Родионов, не вникая, впрочем, глубоко в смысл сказанного ею, но как-то сразу успокаиваясь и отходя сердцем. Многое упрощалось теперь в его отношениях с Ириной. — Поздравляю от всей души!

Родионов торопливыми судорожными глотками стал хлебать горячий чай. Ирина села напротив и глядела на него. Родионов поперхнулся и закашлялся. Слезы выступили на его глазах.

— Не связывайся с ней, Паша, — серьезно и грустно сказала Ирина. — Хотя ты, конечно, меня не послушаешь… Папашка, как узнал, не стал тебя больше трогать. Знаешь, как он выразился, когда узнал? Прямо, как в американском боевике… Он сказал, что ты — покойник.

— Неужели? — вытирая ладонью слезы, отозвался Пашка. — С чего бы так?

— С того, Паша, что она сестра Филина. Вот с чего…

Утром Родионов перевернул очередной листок календаря и увидел, что лето кончилось.

«Что бы там ни случилось, она должна быть в Москве. Все пути ведут в Москву. Все возвращаются к первому сентября. Должна же она где-нибудь учиться. И даже наверняка, так и есть. Она учится. Она собирается выходить из дому и нужно ее перехватить, вот что… Возможно, эти рассуждения нелогичны, но в них есть резон. Нет особенной стройности и логики, но есть же тут хотя бы маленький резон, а это уже — шанс!..»

Ледяной ветерок тянул вдоль улицы, студил лицо, набивался в волосы. Пашка летящей нетерпеливой походкой двигался к цели своего назначения. Только бы не опоздать, не проворонить ее выход. Косное пространство нехотя поддавалось его усилиям, Он успел раз двадцать сбегать мысленно туда и обратно, злясь на неповоротливое тело, изо всех сил трудившееся, но мало успевающее. И тогда он не выдержал и перешел с ходьбы на размеренный бег. Но и теперь скорость его передвижения была по-прежнему удручающе медленной.

Чем ближе подходил он к цели, тем тяжелее давалась дорога. Время и пространство, словно сговорившись, дразнили его, растягивались и сгущались. И в самый невыносимый момент, когда он стал задыхаться от нетерпения, его муки наконец кончились. Он увидел впереди поваленный фонарь при входе во двор и три белые башни.

Родионов присел на фонарный столб, запахнулся поплотнее, приготовился к долгому ожиданию, но тут же встал. Принялся расхаживать взад-вперед, поглядывая в сторону высоких белых домов, пытаясь угадать ее окно.

Если бы она выглянула сейчас, хотя бы в щелочку между штор, он бы точно ее поймал!

Родионов распрямил плечи и стал прохаживаться медленнее. Он должен выглядеть уверенным и спокойным, а не каким-нибудь сутулым дерганым неврастенником.

Сердце его дрогнуло. Он замер и прислушался к себе. Да, это так — она сейчас точно глядела на него, и это длилось долго, почти целую минуту. Потом она отвернулась и отошла вглубь комнаты.

Как только Родионов понял, что она отошла от окна и скрылась от него за каменной стеной, он снова опустился на фонарный столб. Ноги не держали. Он стал ждать, когда она опять подойдет к окну. Но в этот день Ольга больше не подходила, потому что ни разу не ощутил он радостного напряжения в себе, хотя просидел, проходил, промаялся еще несколько долгих часов. Множество народу прошло мимо него в этот день, но среди всего этого множества не нашел он ни одной женщины хотя бы отдаленно похожей на его Ольгу. Врешь, старик, подумал Родионов. «Не четвертая, так пятая…» Все-то ты наврал.

Такой женщины не было и быть не могло.

К глухой торцевой стене ближнего дома снова, третий или четвертый раз за день подъехал крытый грузовичок и притиснулся задком к таинственной железной двери. Вновь там закипела слаженная молчаливая работа. Что-то грузили, позвякивая стеклом, изредка глухо покрикивая друг на друга. Родионов рассеянно наблюдал за погрузкой. Когда машина отъехала, дверь плотно захлопнулась, но спустя минуту приоткрылась и высунулось оттуда внимательное круглое лицо без примет и настороженно поглядело на Павла. Лицо скрылось, но тотчас взамен его высунулись в щель еще два лица, уставились на Родионова, пошептались о чем-то, покивали друг другу и одновременно втянулись обратно. Казалось, все три морды принадлежали одному существу, тулово которого находилось там, внутри, в темной глубине за железной дверью.

Павел вздохнул и отвернулся.

Он продолжал расхаживать взад-вперед, десять шагов к ее дому, но только до заповедной черты, до поверженного фонаря, десять шагов обратно. А потом, дойдя в очередной раз до фонаря, он развернулся, прошел десять шагов обратно и не остановился больше. По темнеющей улице побрел к троллейбусной остановке. Самое главное, что Родионов знал теперь точно — Ольга была там, в одной из трех белых башен.

На следующее утро повторилось то же самое. Родионов позвонил в редакцию, отпросился, сказав, что идет в библиотеку сверять тексты, а сам отправился на дежурство. И опять несколько недолгих мучительных секунд чувствовал он на себе ее внимательный взгляд. Один только раз за весь день. Но за эти недолгие секунды он успел определить, что Ольга там, в среднем доме, и находится она то ли на восьмом, то ли на девятом этаже. Больше ничего конкретного узнать и почувствовать ему не удалось.

А на третий день к нему подошли трое крепких, коротко стриженных парней, и один из них, тускло глядя Родионову в глаза, недобро предупредил:

— Что ты тут маячишь, шнырь? Еще раз увижу, прибью.

Двое других стояли рядом, запустив руки в карманы кожаных курток и так же недобро разглядывали Пашку. Родионов невесело усмехнулся, но сказал твердо и раздельно:

— Где хочу, там и хожу, — и быстро осмотрелся, ища на земле какое-нибудь оружие, годное для битвы — камень, забытый строителями, или обрезок арматуры, или кусок тяжелой сырой доски, желательно с торчащим гвоздем… Но ничего вокруг не было, кроме поваленного фонарного столба…

«Восьмой этаж, третий подъезд!»

Это мгновенное озарение было абсолютно достоверно. Он все-таки и теперь поймал ее взгляд, даже в эту неподходящую и неблагоприятную минуту, даже стоя спиной к ее окнам…

— Ах ты, стукачок! — перекладывая жвачку с одной стороны челюстей на другую, разозлился враг. — Ты гляди, Репа, обнаглел как!..

— Вот же гнус! — изумился Репа, недобро покачивая головой. — Ты че, конкретно, в натуре, наглеешь, типа…

— За угол! — приказал Родионов. — Тут слишком открытое место…

— Ну идем, идем, — согласился Репа, как бы подобрев и подтолкнул Пашку в спину, — идем…