Ключевая фигура - Михаил Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот и все, приятель, – сапер заглянул в полные страха глаза Амирова. – У меня приказ министра: люди ждут суда над тобой.
Опустив край одеяла, он тяжело поднялся и зашагал к спецмашине, широко расставляя ноги и отведя руки в стороны.
Кто-то заметил улыбку на его лице, но тут же забыл об этом, поскольку все внимание было сосредоточено на подобии могилы – бронированном холме, под которым, умирая от страха, покоился серийный убийца. Вот-вот вздыбится броня и вслед за кровавыми ошметками разлетится глухой отзвук взрыва.
* * *
Время на часах ворочало цифры. Сколько торопливых ударов сердца осталось до конца? Каждый из них для Султана был последним, каждый кричал: «Сейчас!» Сознание меркло на миг и снова вспыхивало.
Никаких мыслей о вере в то, что он делал последние годы, о любви к родине. И если бы не был накрыт броней, увидел бы среди белого дня черное небо, куда его настойчиво призывали.
Смертельный маятник опускался все ниже и наконец коснулся сердца, которое не выдержало с тем же истошным криком: «Сейчас!»
* * *
– Ну, продолжим? – Марк снова подмигнул репортеру и больше не бросал взглядов на телевизор.
Журналист указал на экран:
– Не все еще кончилось. – Опасаясь, что собеседник не так понял, пояснил более доходчиво: – Не взорвался еще.
– Взорвался, – уверенно произнес Сергей.
– А... – Палец репортера продолжал указывать на телевизор. – Вроде все цело.
– Поверь мне, все кончилось. На чем я остановился?.. Так вот, 21 сентября, в пятницу, я снова связался с Андреем Овчинниковым и по телефону предложил ему встретиться...
* * *
Прошло пять напряженных минут... Десять... Пятнадцать...
Ни взрыва, ни его отголосков, ни шматков окровавленного мяса из-под одеяла.
– Ничего не понимаю, – министр внутренних дел походил на сыщика из мультфильма. Он перевел требовательный и в то же время недовольный взгляд на сапера.
...На этот раз он сделал то, чего не сделал раньше. Острым ножом, похожим на хирургический скальпель, крест-накрест надрезал ткань на спасательном жилете, потом материю кармашка, топорщившуюся острыми углами. Под ней обнаружилась обертка из фольги, а не фирменная упаковка тротиловой шашки. Скальпель коснулся и ее. В глаза бросились вдавленные цифры на коричневатой поверхности: ОСТ 16-368-99. И ниже: 60%. А еще цена...
На тротиловых шашках цену не ставят. Сапер потянулся к пейджеру, чтобы стереть сообщение. Только так он мог отмыться от подозрений, чему способствовали куски хозяйственного мыла, которыми был напичкан спасательный жилет. Взорвалось лишь небольшое, судя по всему, количество тротила в районе грудной клетки мертвеца, на то указывала тлеющая материя. Взрыв был настолько слабенький, что его не услышали с расстояния пятидесяти метров, но его как раз хватило на то, чтобы террорист распрощался с жизнью.
Самара, 27 октября, суббота, три недели спустя
Управляющий делами ОАО «Международный аэропорт Новоград» Лев Давыдович Шейнин решил отдохнуть и взял путевку в Рим. Улетать из родного аэропорта поостерегся по нескольким причинам. Во-первых, он не любил проводов в родном коллективе, которые так или иначе навевали мысли о проводах на пенсию и, собственно, скрытый намек на свой возраст; не выносил он и повышенное внимание к собственной персоне, которого не миновать: стюардессы и пилоты – знакомые, под их взглядами он будет чувствовать себя не в своей тарелке, хотя по определению выходило наоборот, ежели, конечно, сравнивать самолет с неопознанной летающей тарелкой.
Во-вторых, Лев Давыдович хотел избежать фривольных расспросов с недвусмысленными намеками на его принадлежность к древнему этносу. Почему это он летит отдыхать в Италию, а не в Израиль? Зная его незлобивый характер, подчиненные обязательно отпустили бы подобную шутку. А он не хотел отвечать непатриотично по отношению к своей исторической родине, это, мол, там сейчас стреляют, взрывают, там – террористы. Вот не так давно по телевизору показали сюжет, где переодетый еврейским священником палестинец-смертник взорвал себя и полицейских, которым его облик показался подозрительным. Точнее, не облик, ибо одежда и внешность не вызывали сомнений, а собственно багаж или ручная кладь при нем, – даже здесь Шейнин думал аэрофлотскими стереотипами, что еще раз доказывало, что ему срочно нужно сменить обстановку и недельку-другую отдохнуть.
Он приобрел путевку через самарское агентство «Москва-тур» и добрался до Самары на поезде: хорошо, уши не закладывает, под ногами буквально твердь, а не невесть что, стюардессы, то бишь проводницы, кажутся беззубыми – ни одна не улыбнулась; так же, не раскрывая губ, одна из них что-то прошамкала про ноги пассажира. Вначале Лев Давыдович не понял, словно поезд вдруг взлетел и у него по-настоящему заложило уши, потом до него дошло, что ему рекомендуют поднять ноги. Он задрал их и держал на весу, пока наземная стюардесса не протерла под ним грязной тряпкой пол.
Весело, иллюминаторы большие, земля... рядом, о господи! От ее близости с непривычки сердце уходило в пятки. Под металлический лязг «шасси» директор аэропорта задремал.
Самара. Вот это вокзал отгрохали! Вот это воздвигли самарцы монумент! С одной стороны, похож на мечеть, с другой – на огромную синагогу, в которую могли уместиться все верующие земель Израилевых. Удивившись еще и заоблачным ценам на такси, Лев Давыдович вскоре очутился в аэропорту Самара. Тут все оказалось нормально, без «вывихов»: здания, как и положено в Аэрофлоте, приземистые.
С немецкой точностью рассчитав время, уже через час после прибытия на аэровокзал Шейнин встал в очередь на регистрацию, отметившись у старшей туристической группы. Пассажиры, прошедшие регистрацию, имели возможность зайти в магазин беспошлинной торговли. Лев Давыдович, проходя мимо, за стеклянной перегородкой увидел еврейского священнослужителя – в черном костюме, белой сорочке, застегнутой наглухо, и шляпе. Все бы ничего, если бы раввин с короткой бородкой не покупал...
В его руках управляющий аэропортом увидел продолговатую коробочку разрекламированного одеколона «Юнкерский» по цене восемнадцать долларов. И сейчас реклама одеколона над прилавком бросалась в глаза: «Он русский – и это многое объясняет». В случае с евреем, точнее, с выбором парфюмерии, – наоборот, малость запутывало. Если бы Шейнин был израильским полицейским, заподозрил бы неладное, как в случае с террористом-смертником. Если у последнего не «бил» багаж, то у этого – парфюм.
«Где я мог его видеть?» – задался вопросом Лев Давыдович. Лицо священника за круглыми очками со слегка затемненными стеклами показалось ему знакомым.
На смену немецкой точности пришла английская педантичность: самому подойти и представиться Шейнин посчитал неуместным, может, подумал он, в самолете их места окажутся рядом. В случае чего, игнорируя лишенные смысла правила приличия, можно будет напроситься к соотечественнику на соседнее кресло.