В погоне за артефактом - Марьяна Сурикова

— Подальше от магических пугалок, поближе к зверью. А еще лучше найди себе другую хижину.

— В этом лесу больше нет хижин. Мне совершенно некуда идти.

— Верно, — подтвердил эту информацию отец, — некуда.

— Правду говорит, — поддакнул Фомка, — купленный им дом еще не готов.

— Какой дом?

— Особняк размером с королевский дворец рядом с центральной площадью. Внутренняя отделка пока не завершена.

— А ты откуда знаешь?

— Он на твое имя оформлен. Я как узнал, обалдел, король, кстати, тоже.

— Это что, компенсация за моральный ущерб?

— Нет. Это второй подарок, Аленушка.

— Сейчас дара речи лишусь от счастья.

— Не сейчас, а чуть позже.

— Ладно, мы пойдем, — вмешалась в разговор мама и утащила всех из кухни, умудрившись впихнуть папу с Фомкой в небольшую спальню и громко хлопнуть дверью.

Ага, иллюзия отсутствия свидетелей разговора. Старо как мир.

— Чем можешь меня удивить? Подаришь груду горшков с золотом?

— Нет. Я принес тебе это.

И он отнял от груди и развернул то, что я приняла за свечу. Из навощенной бумаги на свет медленно извлеклось сияющее перо.

Признаюсь, дара речи я все же лишилась. Молча стояла несколько минут, глядя во все глаза на перышко из хвоста жар-птицы. Именно его кончик прежде выглядывал из бумаги, освещая мою комнату наподобие фитилька свечи.

— Ради тебя, Алена. Это единственный способ убедить, что я тебя люблю. Возьми.

У меня рука потянулась к сияющему чуду прежде, чем я подумала; отдернуть пальцы от перышка успела в последний момент.

— Не возьму. Мне, знаешь, птичку жалко. Обманул пернатое создание, выдрал из хвоста такую красоту.

— Ты же хотела из хвоста, и я ее не обманывал, она сама отдала.

— Не смеши меня. Ты смог ее уговорить?

— Выхода не было.

— Вот сейчас ты прав. Без пера я бы тебя слушать не стала. Так что с птичкой, рассказал ей жалобную историю о любви?

— Это не работает.

— Хм, ну если нет, тогда ты изобрел первый в мире, совершенно уникальный способ добычи перьев.

— Уникальный только для меня как предсказателя. Я выбрал одну птицу из тех, что не живут в башне или в саду, а гнездятся на вершинах гор. Мне пришлось преследовать ее, уговаривать, объяснять и убеждать, заранее являться в места охоты и пугать добычу, а еще немного полетать со скалы.

— Как ребрышки переломались, теперь понятно. Довел несчастное создание до нервного срыва? Ты это умеешь. Она перо отдала, чтобы отвязался? Не представляю, до какого состояния ты ее довел. А ребра почему не залечил? По лесу зачем пешком к хижине пробирался, меня умилить?

— Пришлось. Магии больше нет. Я отказался от дара и попросил отца сделать меня человеком, чтобы жить среди обычных людей.

— Как трогательно! Так сразу и поверила.

Я пересекла кухню, подошла к Каю и провела рукой по его волосам, очищая от грязи одну из золотистых прядок. Взяла ее в ладонь и внимательно рассмотрела. Блестящий локон отливал бледным золотом, но больше не светился.

Вот теперь и правда защипало глаза и сдавило горло, пришлось поспешно отступить от принца, но прежде я выдернула из его руки перо. Отошла к окну, отвернулась и принялась рассматривать переливающиеся всеми красками яркого пламени пушинки.

— Как дела в Ирии? — Я все еще старательно держалась, но уже ощущала подступающую нервную дрожь. Такую, когда внешне кажешься спокойной, а внутри все струны души дрожат, натягиваются до звона, а потом обрываются из-за несостоявшихся благих намерений.

— Темные в ближайший век не нападут, будут ждать возрождения принца, а потом разбираться. У них сейчас проблемы с подчиненными чудовищами, и это надолго.

— Подозреваю, ты незаметно подкинул в Навь тортик, и теперь они не понимают, чем кормить зверей.

— Мы подсказывать не станем. — Кай улыбнулся, я эту улыбку расслышала в его голосе, еще крепче вцепилась в перо и завертела его в разные стороны, как маленький вентилятор. От этого подарок заполыхал еще ярче. — Его нужно положить на грудь, — посоветовал принц, и до меня долетел скрип стула.

Ох! Подойдет сейчас. Внутренняя дрожь стала нестерпимой.

Я быстро приложила перо к груди, и оно вдруг приклеилось и держалось уже без посторонней помощи. Потом отдельные перышки стали уменьшаться, а другие, напротив, увеличиваться в размере, медленно трансформируясь в удивительное золотое украшение на тонкой цепочке с подвеской-пером на конце.

— Ух ты! — Это выглядело впечатляюще.

— Оно превратилось в амулет. — Голос Кая раздался за моей спиной, совсем близко. — Амулет долголетия и защиты.

— На сколько лет? — Я все еще не оборачивалась, хотя чувствовала, как Солнечный Луч медленно поднимает ладони вдоль моих рук, не прикасаясь к ним.

— На сто.

— Сколько? — Я все же не выдержала и обернулась.

Принц стоял очень близко, для моих расшалившихся чувств просто недопустимо близко.

— Почему так долго? — Голос охрип, и вопрос вышел малопонятным.

— Потому что ты приняла мой дар вечной любви. Пути назад нет.

— А сразу сказать нельзя было? — Я попыталась отступить, но уперлась в подоконник.

— В ирийских сказках говорится о перьях жар-птиц.

— Я не дочитала сказки до конца, ты знаешь, они меня усыпляют.

Принц пожал плечами, намекая, что это проблемы не его лучезарности, а одной невнимательной сыщицы.

— Опять все просчитал!

— Алена, это мой дар, я всегда так жил и привык все просчитывать, — теперь его ладони все же коснулись моих щек, а я закрыла глаза, чувствуя, как нежно он обводит пальцами скулы, — умение предвидеть не означает, что я не умею чувствовать.

— Ты вел такую прекрасную игру, стремясь вернуть свою силу, а потом взял и отказался?

— Ответ перед тобой.

И Кай перестал разговаривать, перейдя к другому, более действенному методу убеждения, а я оказалась не в состоянии задавать вопросы.

Щекотка может быть приятной, когда тебя будят с ее помощью ласково, а вот если темп нарастает и превращается в форменное защекотывание спящего, то это означает полное отсутствие совести.

— Ай, хи-хи, хватит уже, хи-хи, Кай!

— Сама просила разбудить.

— Не имеешь права меня будить, ты мне полночи спать не давал. Все, — я накрыла голову подушкой и уже из-под нее пробурчала, — сам иди на работу, там ожидают страждущие поклониться предсказателю и восславить обожаемого Кийара.