Гибель "Курска". Неизвестные страницы трагедии - Владимир Шигин

— Когда впервые попали в “свой” отсек, — рассказывал следователь, — не до впечатлений было: нужно работать. При свете фонарей, без завтрака и обеда, от заката и до упора. А “упоры”, как известно, на флоте раздвижные. Усталость падала на плечи уже по окончании рабочего “дня”. И в сознании именно тогда начинало что-то всплывать.

Первоначальная задача: нужно было искать документы и тела членов экипажа, если они находились в отсеке. После этого — детальный осмотр самого отсека.

— На эвакуации тел “курян” работали круглосуточно, — говорил подводник, — так как чем дольше труп пребывал на свежем воздухе, тем быстрее он разлагался.

“Курян” опознавали в Североморском военно-морском госпитале. И не только, как водится, по лицу. Хотя в соленой воде тела сохранились достаточно хорошо, многих опознавали по характерным признакам: родинкам в определенных местах, послеоперационным шрамам, татуировкам, медальонам. На некоторых была рабочая одежда, где на кармане — обязательный для подплава “боевой номер”. Одна мама узнала сына по ногам. На руки посмотрела — вроде не он. А на ноги: “Все, это мой сын, даже лицо смотреть не буду”. Находила группа в отсеках и личные вещи, помогавшие в опознании: записные книжки, фотографии, портмоне. В одном из отсеков даже нашли телеграмму, адресованную кому-то из подводников: “Приезжай, родился сын”. Датирована весной 2000 года. Просто хранилась на лодке. Возможно, подводник успел увидеть наследника. В другом отсеке обнаружили книгу… “По следам подводных катастроф” …

А документации из прочного корпуса изымали много. Но той, которая имела бы непосредственное отношение к расследованию причин трагической гибели АПРК, было значительно меньше. Чисто техническая документация: различные формуляры, паспорта и так далее. Еще водолазы до подъема подлодки мешков сорок повытаскивали аналогичной “литературы”.

— Для нас работа в отсеках “Курска”, — рассказывал следователь, — это был вопрос профессиональной чести: поднять тело либо “вещдок”, которые хоть на йоту, но приблизили бы к разгадке тайны трагедии. Вначале в прочном корпусе работали минут по 25: что успевали, делали. Затем — наверх: полная, где-то минут сорок, перезарядка дыхательного аппарата. И снова вниз.

— После всего увиденного в прочном корпусе не выворачивало наизнанку?

— Нет, — отвечали собеседники. — Мы же были не простыми обывателями, которые пришли на “экскурсию” пощекотать себе нервы. Это работа. Но от нагрузок все равно было тяжело: перенапряжение сильно сказывалось.

Но не столько от самого “де-факто”, увиденного в отсеках погибшей лодки, “клинило” сознание. И не потому, что их работа — сама по себе объемная — имела большой резонанс: общественный и даже политический.

Давили души и сердца военных следователей и приданных им флотских специалистов собственные выводы, что у “курян”, в частности в кормовом отсеке, возможно, все-таки был шанс спастись. Они пытались выйти через аварийно-спасательный люк, однако, видимо, “споткнулись” на третьей строчке инструкции: “пристегнуть карабины стопор-фалов”.

— Сказать честно, до “Курска” я и сам толком не знал, как аварийно-спасательным люком правильно пользоваться, — с горечью заключил подводник. — Так, только в общих чертах. А в его системе — 32 клапана! И, чтобы выйти из прочного корпуса, их нужно открывать-закрывать в определенной последовательности: к примеру, первые два клапана открыл, третий — закрыл, после — открыл четвертый и пятый клапаны, закрыл первый и второй, затем открыл шестой и седьмой… Словом, положение воздушных клапанов в девятом отсеке показывало, что “куряне” выполнили лишь две ступени алгоритма выхода…

Однако на глубине, на которой находился АПРК “Курск”, использовать карабины стопор-фалов, как сказали специалисты, и не нужно. Можно было выходить по буйрепу, не используя блок подачи воздуха и другие специальные системы, которые предназначены для выхода с глубины более 120 метров.

Кстати, инструкция в виде таблички располагалась рядом с АСЛ. В ней было все изложено в сжатой форме: что и как крутить, без всяких подразделений на “если так, то…”. Однако, судя по положению арматуры, “куряне” с точностью выполнили первые две строчки инструкции, а потом — третья, и у них, вероятно, опустились руки: “Карабинов стопор-фалов нет, значит, выйти не сможем…”

Это ли им помешало? Или у них со временем закончился кислород, и они просто уснули? Может быть, и так…

Что же еще увидела оперативно-следственная группа в почерневших от разыгравшейся трагедии кормовых отсеках “Курска”? В них боролись за живучесть: и в седьмом, и в восьмом, и в девятом. Подводники обесточили щиты высокого напряжения. Уходя в корму, они забрали с собой патроны и пластины регенерации, индивидуальные дыхательные аппараты. Все передавали штатно в девятый отсек. Без паники, суеты, понимая ужас произошедшего, уже не ожидая услышать по онемевшей вмиг трансляции “голос” центрального поста, но теряясь в догадках: как могло произойти это?

— Вероятнее всего, — говорил подводник, — при выходе в торпедную атаку, чтобы при стрельбе снять давление с первого отсека, на “Курске” его сравнивали между отсеками передней части лодки: носовое кольцо вентиляции — таких “колец” три на АПРК — оказалось открытым. Соответственно отсеки с первого по пятый “бис” как бы сообщались. Так вот, в них ударная волна от второго взрыва и прошла по вентиляции. И все, кто находился в четвертом, пятом и пятом “бис”, погибли от нее. Хотя подводники в четвертом и пятом отсеках после первого взрыва успели быстро надеть на себя средства защиты и пытались пройти в кормовые отсеки. Но в пятый “бис” по непреложному закону подплава, основанному на “Руководстве по БЗЖ” и многочисленных инструкциях: “Аварийный отсек сам борется за свою живучесть”, — их не пустили. И как стояли в четвертом отсеке “куряне” — человек десять — один за другим, так они и остались лежать у кормовой переборки. Один подводник только и успел ногу в СГП засунуть, а рядом “идашка”. В этот момент парня и накрыла вторая “волна” …

В корме же как такового объемного, как говорили, пожара не было. Электрические щиты, может, и “коротили”: вспыхивали маленькими возгораниями. Однако сказать, что вообще кормовые отсеки выгорели или еще что-нибудь в таком духе, — этого не было.

В 2000 году только четверых “курян” вытащили из девятого отсека обгоревшими. Причем горение было химическим. Оно продолжалось даже под водой. А это может устроить только регенерация. А может, все произошло после того, когда отсек затопило и все уже погибли: всплыло компрессорное масло из цистерны, попало на РДУ…

Не менее трагичной оказалась судьба и лодочных “управленцев”, заведовавших в пятом отсеке пультом управления главной энергетической установкой АПРК. Их выгородка — это своего рода “отсек в отсеке”. По “боевой” она всегда задраена. И вообще, лишних людей на пульте ГЭУ не бывает — пост режимный.

На третьем поколении АПРК, аналогичных “Курску”, при обесточивании, что и произошло после первого взрыва, реактор глушится сам. Стержни аварийной защиты при исчезновении электропитания на блоке управления электромагнитами самопроизвольно падают, а компенсирующие решетки при исчезновении напряжения в “шаговых” двигателях опускаются в реактор под тяжестью собственного веса. Вероятно, “управленцы” отследили, что реактор заглушен, что-либо еще сделать дистанционно с пульта уже невозможно, и начали покидать пульт ГЭУ. Во время второго взрыва они так и “сложились” друг на друга. У последнего подводника коленки еще были на пороге “управленческой” выгородки…