Гибель "Курска". Неизвестные страницы трагедии - Владимир Шигин

Шила, как известно, в мешке не утаишь, а потому правда о столкновении, если оно было, все равно рано или поздно станет всем известна. Однако, как показывает жизнь, сегодняшняя сенсация спустя некоторое время воспринимается уже достаточно спокойно, а спустя годы ее вообще отнесут к области истории, и она не будет уже особенно тревожить никого, кроме родных и близких погибших, тех, для кого трагедия «Курска» останется в сердце навсегда.

Версия № 7. Взрыв так называемой «толстой» торпеды, в результате которого произошла детонация остальных торпед в 1-м отсеке. Дело в том, что «толстые» торпеды имеют двигатель, который, по существу, представляет собой парогазовую турбину. Это обеспечивает торпеде высокую скорость и способность нести достаточно большой заряд взрывчатого вещества, но создает и немало сложностей. Топливом турбины является керосин, сжатый под давлением 200 килограммов на сантиметр квадратный воздуха. Для интенсивного горения керосина используется маловодная перекись водорода, без малого полторы тонны! Это весьма неустойчивое соединение, которое при определенных условиях может самопроизвольно разлагаться, в результате чего возникает взрывоопасная смесь: пар — керосин — кислород. Теоретически можно предположить, что могла быть нарушена герметичность торпеды и пролит окислитель, который попал на ткань какого-либо органического вещества, ГСМ или на цветной металл. Это бы привело к его разложению на воду и газообразный кислород. В свою очередь при увеличении в воздухе кислорода более чем на двадцать три процента может начаться объемный пожар в отсеке. При таком пожаре подводники оказываются практически безоружными, так как система пожаротушения ЛОХ (лодочная объемная химическая) в данном случае неэффективна. Естественно, что при наличии в отсеке торпед с боевыми зарядами неминуемо произойдет их детонация. Теоретически давно просчитано, что при объемном пожаре взрыв в отсеке происходит через 150 секунд. С одной стороны, эта схема вполне укладывается в известный нам промежуток в 130 секунд между двумя зафиксированными взрывами на «Курске». Но что тогда стоит за первым взрывом, ведь взрыв и пожар — это далеко не одно и то же?

После подъема «Курска» осенью 2001 года были найдены, опознаны и преданы земле все члены экипажа. Одновременно началась и работа сотрудников Генеральной прокуратуры, которые должны были ответить на многие вопросы, связанные с гибелью АПРК, и прежде всего на самый главный из них: что явилось первопричиной катастрофы подводного атомного крейсера?

С осени 2001-го до весны 2002 года два моих собеседника входили в состав оперативно-следственной бригады Генеральной прокуратуры России, которая в течение длительного времени работала в плавдоке ПД-50 82-го Росляковского судоремонтного завода в прочном корпусе «Курска». Мой товарищ журналист газеты «Красная звезда» Сергей Васильев в свое время взял интервью у сотрудников оперативно-следственной бригады, работавшей на «Курске»:

«Первый мой собеседник, военный следователь, узнал о своем “назначении” в состав специальной — “курской” — бригады Генпрокуратуры РФ весной 2001 года. В отдел пришел приказ: “В связи с предстоящим подъемом “Курска” из каждой прокуратуры назначить по нескольку специалистов в следственную группу…” Причем эти люди должны были прослужить в органах военной прокуратуры более трех лет, то есть с опытом работы. Однако когда группу собрали вместе, в ней оказались и лейтенанты юстиции, и “старлеи”. Хотя, как выяснилось позже, это им совершенно не помешало быть профессионалами.

— Дело двигалось уже непосредственно к подъему лодки, — рассказывал следователь, — и в конце сентября, числа где-то 24-го, нас, кто должен был работать в прочном корпусе “Курска” и госпитале на опознании тел подводников, наконец-то свели воедино. В течение трех недель мы тренировались: через день, а когда и чаще ездили на однопроектный с “Курском” АПРК “Орел”, изучали его отсеки, оборудование в них, проходы, составляли учебные протоколы осмотра. Словом, все делали для того, чтобы впоследствии проще на “Курске” было ориентироваться.

По мере получения оперативно-следственной группой спецсредств индивидуальной защиты тренировки на “Орле” стали проводиться уже предметнее. Военные прокуроры облачались в изолирующие костюмы, надевали противогазы либо дыхательные аппараты АП-93К и пробовали: смогут пролезть в них в отсеки или нет? Кстати, одна из таких тренировок прошла даже в абсолютной темноте, насколько это вообще возможно было устроить на “живой” подлодке.

— Номинально-то свет отключили, — говорил следователь, — но одно дело — ходить в темноте на “Орле”, где все убрано, находится на штатных местах. Совершенно иное было на “Курске”…

Инструктировали группу Генпрокуратуры специалисты из Управления связи Северного флота — как общаться друг с другом по связи; из службы радиационной и химической защиты — где на “Курске” зоны особого режима. В Управлении поисковых и аварийно-спасательных работ преподали урок обращения с дыхательными аппаратами, а в одном из отделов штаба СФ — по поводу секретных документов: как изымать, кого вызывать при их обнаружении. Словом, все в таком духе. Тренировались также с видеокамерами: проводили съемку в отсеках. Технологические схемы “Курска” изучали. В конце концов прошли военно-врачебную комиссию на годность к работе с радиоактивными веществами. Кстати, некоторых сотрудников в процессе подготовки отсеяли.

— Возили в морг, — рассказывал следователь, — где мы описывали трупы, а также проверяли нашу моральную готовность работать с телами погибших “курян”.

Второму моему собеседнику, подводнику, в начале сентября 2001 года просто объявили, что он “вбит” в именной приказ убывающих на… “Курск”. Пришел психолог соединения АПЛ, собрал всех и на полном серьезе спросил: “Психопаты есть?” Ему ответили, мол, “не дождетесь”. Чуть позже встретились со следователем по особо важным делам Главной военной прокуратуры РФ, которого в первую очередь интересовало: “Кто-нибудь из подводников проходит свидетелем по делу “Курска”?” Ответили: “Нет!” “Тогда сможете быть специалистами либо понятыми”, — резюмировал “важняк”.

— Служа в подплаве, — говорил мне североморец, — до сих пор не могу осознать действительность: что такая подлодка могла утонуть. Каждый день видел “мертвый” “Курск” — и все равно не верил… Где-то к 11.30 12 августа 2000 года лодка всплыла на перископную глубину, и Лячин доложил, что экипаж готов к выполнению торпедной стрельбы. Что же произошло в промежуток времени между докладом и погружением лодки?

Когда водолазы обследовали АПРК, выдвижные устройства “Курска” оказались поднятыми. Но трудно было сделать какие-то определенные выводы. По системе “Молибден” все выдвижные устройства опускаются автоматически на глубине тридцать метров. Однако фактически их опускают раньше. Так на какой конкретно глубине АПРК был в момент первого взрыва?

Следователи пошли не во все отсеки сразу. Первым стал девятый. Затем восьмой, седьмой отсеки — по мере их осушения. И то, к примеру, когда осматривали в них первую палубу, вторая еще была под водой. Через день-два осушали уже ее, трюмы. Лезли туда. Но зачастую все равно работали по пояс в воде. А тут еще “букет” запахов: гари, масла, затхлости, ила. Словом, все вместе и одновременно. Дышать было проблематично. И во рту — такой противный привкус.