Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ровно через год родилась я! — Шарифат осторожно прикоснулась к камню. — Ты угадал. Здесь похоронена женщина, Зулхижат. У нее было четыре брата. Говорят, ее любил мой отец… Но это — секрет. Красивее, скромнее ее не было девушки в ауле. И руки у нее были золотые. Сама ткала ковры, седла, вышивала золотыми нитками бурки братьям. Братья ее очень любили. Других сестер у них не было. Крепко любил ее и отец. А погибла она неожиданно и страшно. Подробностей ее смерти я не знаю, мама молчит. А вот от людей я слышала… Одни говорят, что Зулхижат пошла поздним вечером встречать брата, вернувшегося из армии, и попала в бурю. Другие говорят, что Зулхижат несла в другой аул починить сапоги младшего брата. Третьи уверяют, что она ходила за медом для больной матери. Говорят разное, но известно одно — в тот вечер она домой не вернулась. Поднялась метель, снежная буря. Зулхижат искали несколько дней и ночей, весь аул глаз не смыкал целую неделю. Так ее и не нашли. Какой-то солдат из другого аула, возвращаясь с фронта, наткнулся на замерзшую, занесенную снегом девушку. Он прибежал в Горчок, рассказал. Ее отрыли. Это Зулхижат, мертвая, лежала в сугробе.
Хаджимурад внимательно слушал печальный рассказ Шарифат.
— У меня нет сестры, — проговорил он грустно.
— Четыре ее брата целый год носили траур, — продолжала Шарифат, — не брили бороды. В городе лучшему мастеру заказали этот памятник. Добрую, любившую братьев Зулхижат не забыли в ауле. Когда в семье рождается дочка, старухи говорят: «Дай бог, чтобы она выросла такой красивой и скромной, как Зулхижат», Каждую весну братья приходят на могилу, красят ограду, сажают цветы. И эти деревья они посадили. Видишь, как разрослись!
— Не надо было выходить в такую ночь, — сочувственно проговорил Хаджимурад. — Как красиво придумано. Умирающий лебедь, а вокруг четыре орла. Хорошо, что мы пришли сегодня сюда. Этот памятник создан руками настоящего мастера. Если бы не ты, я бы, может, прошел мимо… А кто это стучит все время? — спросил он, прислушиваясь.
— Это каменщик Лабазан, он у нас высекает по камню. Тоже очень хороший мастер.
— Пойдем посмотрим!
Несколько минут Хаджимурад и Шарифат молча поднимались в гору. Каменщик, маленький, смуглый, с узкими глазами, Лабазан при виде нежданных гостей поспешно прикрыл камень брезентом.
— Он никому не показывает работу незаконченной. Никому! — шепнула Шарифат.
Хаджимурада ее слова подзадорили: ему не терпелось посмотреть — что под брезентом.
— Мир дому твоему! — сказал Хаджимурад Лабазану и протянул ему руку.
— Да пусть светится твой очаг, — ответил Лабазан приветливо, пожимая руку цибилкулца.
— Я собираюсь сделать матери памятник… — начал Хаджимурад.
— Это Хаджимурад из Цибилкула, — сказала Шарифат. — Его мать умерла, когда ему было три дня. Он тоже каменщик. — Шарифат очень хотелось, чтобы Лабазан показал свою работу.
— Каменщик?! — удивился Лабазан. Недоверчиво улыбаясь, он оглядел Хаджимурада с ног до головы.
— Я еще не настоящий мастер, — пояснил цибилкулец. — Отец мой — каменщик. Я у него учусь. — Хаджимурад все ближе подходил к камню, накрытому мешком.
— Подожди, подожди. — Лабазан уставился на Хаджимурада, моргая красными веками. — В Цибилкуле у меня есть друг, мастер Жамалудин.
— Так я его сын!
— Сынок мой, почему ты об этом мне сразу не сказал? — Лабазан вытер руки о штаны. — Такого мастера, как твой отец, найти трудно. Он знает язык камня, скалы говорят с ним, открывая ему свои тысячелетние секреты. Жамалудин немногословен, не хвастлив. Будь у него другой характер, давно прославился бы, как кубачинские златокузнецы, по всей стране.
Хаджимурад старался вставить слово, но Лабазана нельзя было остановить.
— А его отец, твой дед Хамзат, дай бог омовения его грехов! В тридцатые годы на строительстве моста через аварское Койсу, потом на Гергебельской ГЭС мы вместе работали. Я, мальчишка-сирота, к счастью, попал к Хамзату в помощники. Сначала я слушал стук его молотка, как песню. Но потом наконец он принялся меня учить. Дай бог, чтобы душа его обитала в раю, он передал мне свое мастерство. Вот уже я и сам старик, одной ногой в могиле, но каждый раз, когда берусь за молоток, я вижу руки Хамзата, слышу его слова: «Работа — лицо мастера, зеркало его».
Лабазан перевел дыхание.
— Чтобы понять, дети мои, этого человека, надо было его видеть, работать с ним бок о бок. А еще он велик тем, что не только в совершенстве владел мастерством, но умел учить других.
Лабазан помолчал. Сморщив лицо, опустил голову, будто прислушиваясь к чему-то, махнул рукой и сдернул брезентовый мешок.
— Я не люблю показывать незаконченную работу, потом будто руки меня не слушаются, не получается так, как я хочу.
— Ого! Вот это искусство! — воскликнул Хаджимурад.
Ему было приятно, что Лабазан при Шарифат хвалил его дедушку и отца. Сердце прыгало от счастья, словно танцевало лезгинку в груди. «Пусть она поймет, что мы, каменщики, не такие уж незаметные люди. Пусть слышит, как люди преклоняются перед нашим мастерством».
А Шарифат опечалилась — сама себе она показалась маленьким камешком рядом с высокой горой. «Через несколько лет и Хаджимурад станет прославленным мастером, как его отец и дед. А я? Что будет со мною?»
Лабазан заговорил снова:
— Я думаю, ты скромничаешь. В твоем возрасте мужчины рода Хамзата самостоятельно строят дома, И ставят свой родовой герб…
Почему-то от этих слов на сердце у Шарифат стало легче.
— Есть герб. Молоток, — прервала она.
Хаджимурад не стал поддерживать этого разговора.
— Кому будет поставлен этот памятник? — спросил он, рассматривая орнамент на камне.
— Нашему первому коммунару, командиру красных партизан Исалаву, — объяснила Шарифат, не дожидаясь ответа Лабазана.
От дома Багжат донесся треск мотоцикла.
— Вабабай, мы совсем забыли! — смутилась Шарифат.
— Я должен ехать домой, — сказал Хаджимурад.
— Он опаздывает в школу, — добавила Шарифат, посмотрев на дорогу.
Лабазан развел руками.
— Что ж поделаешь, дай бог уезжающим доброго пути, остающимся доброго здоровья! Передай моему другу сердечный салам! — Лабазан и Хаджимурад пожали друг другу руки.
Выведя на дорогу мотоцикл, Багжат изо всех сил нажимала на сигнал. Ибрагим стоял поодаль.
— Если бы не Ибрагим, то и за неделю не починила бы, — сказала Багжат, заводя мотоцикл. — Он добрый. Всякому рад помочь. — В голосе Багжат звучал вызов.
— До скорой встречи, Ибрагим! — Хаджимурад протянул Ибрагиму руку.
— Счастливой дороги, Хаджимурад! — сказал Ибрагим, а про себя подумал: «На спине нежданного гостя — золотая печать», — недаром так говорят горцы. — Поскорее бы увидеть твою спину, Хаджимурад!»
— Я жду, Шарифат! — торопила Багжат, и только тут Ибрагим понял, что обе девушки едут провожать цибилкулца. Сердце его