Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева

том, когда окончится работа, думай, какая получится вещь. Никто тебя не будет спрашивать: «Сколько времени ты на это потратил», — но каждый спросит: «Чьи руки это создали?»

— Отец! У меня терпения не хватает работать долго над чем-то одним. Тороплюсь закончить начатое, чтобы приняться за новое…

— Вот это-то и плохо! Надо ломать голову над тем, что в настоящее время делаешь, — улыбнулся Жамалудин.

— Если каждый раз ломать голову, трудно будет ее починить, — недовольно пробормотал Хаджимурад.

— Ну поговорили — и хватит. Уже вечер, хочу есть. И ты тоже, наверное, проголодался.

— У меня в мешке лепешки. Разреши мне еще побыть здесь. — Хаджимурад умоляюще посмотрел на отца.

— Пора домой! — повысил голос Жамалудин. — Ты тоже сегодня поработал достаточно. Сюда будешь приходить утром, до занятий, или к вечеру. Хоть каждый день. Только так, чтобы не было ущерба учению. Если нужно будет, и я тебе помогу.

Жамалудин травой прикрыл камень, выбранный сыном.

Хаджимураду очень не хотелось уходить, но он покорился.

— Ну, хорошо, идем! Спустимся здесь — так быстрее!

— Горцы избегают ходить по этой тропинке. Отравляющиеся в дальний путь обходят ее, хотя она самая короткая. Старики называют ее «дорогой предателя».

— Предателя?!

— Наши скалы хранят предания не только о героических людях и поступках, Хаджимурад… Посмотри, сколько здесь камней! А найдешь ли ты два одинаковых? Вот так и с людьми. Сколько людей, столько и характеров. Над горами парят орлы, в ущельях ползают змеи. В те дальние времена, когда здесь кипели бои, враг даже близко не мог подойти к высокогорным аулам. Враги поняли, что силой горцев не взять. Решили прибегнуть к власти золота, но на подкуп никто не шел. В плен тоже не сдавались. Но, как говорится, и в мед попадает воск, и в сыре находят волос. Поймали подлеца, купил он себе жизнь предательством. Темной ночью показал эту тропинку. Врагов было втрое больше, но и на этот раз горцы разбили их на груди горы. Однако поплатились дорогой ценой — жизнью многих соплеменников. Ночью изменник пришел домой, протянул матери мешочек с золотом. Мать вырвала этот мешок, ударила им по лицу сына и крикнула: «Проглоти это золото, подлец! На каждой монете сгусток крови героя!» На шум выбежала жена с ребенком на руках. «Ты, купив позор, продал родной край. Лучше бы и к нам, как в другие дома, внесли труп, изрешеченный пулями!» Женщина поднялась на крышу и вытряхнула монеты из мешка в реку, ревущую в ущелье. «Бросайся следом! — крикнула жена, указав на беснующийся поток. — У тебя нет ни родины, ни матери, ни жены, ни сына!» Рассказывают, что утром за семью ущельями волны выбросили на берег избитое камнями, изуродованное тело. Никто не решился предать его земле… А старики вспоминают, что еще не так давно в сети рыболовов попадали золотые монеты. Никто никогда не брал себе это золото. Его швыряли обратно в реку.

— Неужели, отец, у нас в аула нашелся такой? Я уверен, что предатель был из другого аула!

— Кто же, сынок, скажет; «Предатель из нашего аула». О месте рождения героя спорят сто аулов, у него находятся тысячи родственников. Предатель вырастает одиноким плодом на диком дереве…

VIII

Алиасхаб услышал от соседей, что Шарифат на мотоцикле провожала чужого парня до Цибилкула. Всегда уверенный, что дочь его не нарушит горского намуса, не совершит дурного поступка, Алиасхаб потерял покой.

«Если они любят друг друга, пусть, как полагается по обычаю, приходит его отец и говорит со мной… Говорит со мной. А вдруг этого не произойдет? Вдруг позор дочери будет возмездием за грех моей молодости?»

Он сидел у очага, уставившись в одну точку. И снова — уже в который раз? — перед ним проходили далекие годы.

…Грянула война, одним из первых ушел на фронт брат Супайнат, и никого особенно не удивило, что девушка надела чабанскую бурку брата. Правда, нашлись люди, упрекавшие мать Супайнат: «Как ты можешь не волноваться, если дочь и ночью и днем в горах?». Но та гордо отвечала: «Моя дочь — девушка среди девушек и мужчина среди мужчин, где бы она ни была. Я спокойна. Надеюсь, что Супайнат не уронит чести нашего рода».

Пришло время, когда в ауле мужчин осталось очень мало. К девушкам-чабанам в черных бурках и лохматых папахах привыкли, чабаны-мужчины встречались все реже.

Супайнат ходила с винтовкой.

Однажды ночью на отару напали волки, тут Супайнат показала свое мужество! Если бы не она, то большой ущерб был бы нанесен колхозу. Она убила двух хищников. И этому никто не удивился. За нею давно установилась слава отважной девушки. Одни восхищались ею, другие завидовали. И все-таки она совершила поступок, которого даже от нее не ждали: добровольно пошла на фронт, когда прочитала повестку о смерти брата. Мать пришла в отчаяние, для нее решение дочери было двойным горем: ведь сына не было в живых! От людей она скрывала, что дочь уезжает, не посоветовавшись с ней. Соседям говорила:

— Мне и дочь и сын одинаково дороги. Пусть сестра мстит за брата. Будь я молодая, давно бы была на фронте!

…Алиасхаб знал, что отца его в ауле ненавидят. И боятся. Человек, отправляющийся в путь и встретивший Тайгиба, немедленно возвращался домой, пережидал, пока на дороге не появится кто-нибудь другой. О Тайгибе говорили, что он однажды в драке убил человека, и за ним навечно утвердилась кличка убийцы. Вспоминали, что про него много лет назад какой-то старик сказал: «Этот человек не умрет своею смертью». Тайгиб чувствовал пустоту вокруг себя и сам сторонился людей.

Однако из всего возможного он старался извлечь злую пользу.

Если случалось ему сидеть с мужчинами на годекане[28], он старался всех перессорить. Как курица зерно в пыли, умел выбрать в куче слов именно то, которое обижало.

Тайгиб никому не доверял. Даже той, что провела с ним жизнь под одной крышей. Руганью, издевательствами он свел ее в раннюю могилу.

Всю свою злость Тайгиб направил на детей. Сыновья росли, умнели. А отец становился все злее, все жаднее.

Вскоре стали поговаривать:

— Сыновья-то у Тайгиба хорошие, но дом для невест — раскаленная жаровня!

За несколько месяцев до войны старшего сына Пахрудина мобилизовали в армию. Весь аул радовался: «Пахрудин станет настоящим человеком!»

Алиасхаб сторонился отца, старался почаще быть среди людей — пропадал на вечеринках, на свадьбах. Характером Алиасхаб пошел в мать, все выносил терпеливо и молча. Дома при отце он отмалчивался, на людях перерождался: был весел, разговорчив. Алиасхаб хорошо пел. Его охотно всюду