Когда запоют мертвецы - Уна Харт

– Не беда. Еще успеете.

Блейк смиренно дремал в ожидании хозяина, хвостом отпугивая мошку. Когда Эйрик помог Стейннун забраться в седло, конь встряхнул гривой и зубасто зевнул.

– Я не знаю дороги, – шепотом сообщила Стейннун. Она вцепилась пальцами в седло, и конь под ней сделал несколько пробных шагов, проверяя, не свалится ли его ноша.

– Не волнуйтесь, дитя. Блейк вас довезет.

Эйрик мог положиться на этого коня как на самого себя, а потому не стал следить, как всадница исчезает за поворотом. Блейк сам хранил магию под шкурой и мог не опасаться ни погони, ни ограбления, ни острого черепка или камня под копытом.

– Прости меня, пожалуйста, душа моя…

Эйрик мог только порадоваться, что не увидит лица Дисы в тот момент, когда она обнаружит у себя на пороге Блейка со Стейннун на спине.

Конь появился у дома ранним утром. Блейк брел обманчиво медленным шагом, устало переставляя ноги, хотя Диса хорошо знала, какие расстояния этот конь мог покрыть за день.

Над озером стелился туман, такой плотный, что сквозь него даже не проглядывалась водная гладь. Он был похож на овечью шерсть, застрявшую на ветках или в репье. Дисе не спалось, и она встала задолго до того, как показалось солнце. Неприятно тянул и ныл живот, в последнее время никак не напоминавший о себе. Она растопила очаг, но все никак не могла избавиться от сырости, что заползала под платье. Водоросли были влажными, оттого плохо горели и сильно чадили. Надышавшись дыма, она вышла проветриться на порог, тогда-то и увидела всадницу. Девушка сидела в седле, как куль с зерном, и в неверном туманном свете ее легко было принять за мертвеца.

Блейк подошел прямо к Дисе и ткнулся шелковистыми ноздрями ей в руку, выпрашивая угощение. «Я тут ни при чем», – всем своим видом словно говорил конь. Пасторше хотелось сорваться: отхлестать Блейка прутом, вымещая злость на бессловесном животном, или стащить Стейннун за волосы с седла и всыпать ей за то, что посмела вмешаться в их размеренную жизнь. Но правда заключалась в том, что ее жизнь с Эйриком никогда не была размеренной. На месте Стейннун мог оказаться кто угодно.

Диса глубоко вздохнула и помогла батрачке спешиться. Ту едва держали ноги, а пахло от нее как от навозной кучи.

– Ну и душок, – поморщилась хозяйка дома.

Это было слабо сказано. Когда она проводила Стейннун в бадстову, смрад от давным-давно немытого тела и волос, кишащих вшами, разбудил даже Арни. Диса не стала укладывать ее на постель, а велела сесть на пол и ждать, пока она натаскает и согреет воды, чтобы наполнить бочку. Пасторша поздно вспомнила, что ей не стоило бы поднимать тяжести, но кто еще это сделает? Калечный Арни или всегда готовый прийти на помощь Эйрик, который сейчас от нее в двух днях пути? И хорошо, иначе бы она снесла ему голову и сама отправилась в Бессастадир!

Повитуха работала молча и сосредоточенно, ни о чем не расспрашивая свалившуюся ей на голову гостью. Ее рассказ ничего не изменит. Один только раз она прервалась, когда девушка хрипло попросила воды. Стейннун выпила две полных кружки и вытерла рот рукой, размазав грязь по лицу. Затем Диса раздела девушку, усадила ее в бочку и долго терла тряпкой, соскребая зловоние с кожи, обнажая синяки и ссадины, оставленные стражниками. Вместо лохмотьев, в которых прискакала Стейннун, она дала ей свое платье, а одежду батрачки кинула Арни и велела сжечь подальше от дома. Только отмыв и накормив бедняжку, Диса спросила:

– Как ты попала в Бессастадир? Ведь оттуда мой муж тебя вытащил, не так ли?

Тогда Стейннун поведала ей все. Во время своего рассказа она не проронила ни слезинки – даже когда описывала, как отнесла своих малюток на пустошь и оставила их, хнычущих и голодных, среди вереска и ветра. Девушка верила, будто их заберут аульвы или даже бездетная скесса, словом, кто-нибудь да не пройдет мимо двух младенцев, чья мать бросила их совсем одних…

Но потом к ней пришли стражники, которые нашли детей уже мертвыми. Бьёрн заявил, что работница нагуляла пузо от заезжего путешественника, которому дали приют в усадьбе, или даже от рыбака, да только поди найди теперь отца! По его словам, он знать не знал, что батрачка убила своих ублюдков. Ему она якобы сказала, что те родились уже мертвыми.

В яме было трудно, призналась Стейннун. Мучили ее не прогорклая каша и не постоянная темнота, а стражники и слуги, которые приносили еду и описывали, как нашли ее девочек на пустоши. Их растерзали вороны, говорили они. Выклевали их маленькие глазки, а солому и куски овечьей шерсти, что батрачка положила в корзину, растащили для гнезд. Закончив, она расплакалась, а Диса нащупала костяную рукоятку ножа в кармане и погладила ее для успокоения.

– Я слышу их тоненькие голоски, – шепотом сообщила Стейннун, и глаза ее заблестели от страха.

– Это котята, – ответила Диса. – Кошка под порогом родила полдюжины, и теперь они пищат.

Она уложила девушку спать, опоив ее отваром, чтобы сон страдалицы был ровным и непрерывным, а сама вышла на тун. На свежем воздухе думалось легче. Арни вернулся с озера, где сжег, как ему было велено, грязную одежду.

– Надо подумать, куда спрятать Стейннун, когда явятся стражники, – обратилась к нему Диса. Мальчик погладил сестру по локтю – очень взрослый мужской жест, который он подсмотрел у Эйрика. Будь он поздоровее, подумала пасторша, из него вышел бы прекрасный муж. Или совершенно отвратительный, как ее собственный.

– Положись на меня, сестрица.

– Она говорит, что слышит своих детей. Думаешь, ей мерещится?

– Ночью и узнаем, – беззаботно, по-эйриковски отозвался Арни.

Утбурды – призраки оставленных на смерть младенцев – нередко являлись своим матерям, чтобы упрекнуть тех в совершенном грехе. Случайные путники то и дело слышали по ночам их плач или пение. Не нашлось бы в Исландии пустоши, где не умерло бы ни одного ребенка, брошенного доведенной до отчаяния женщиной.

Едва проснувшись, Стейннун взялась за дело, хотя ноги ее едва держали. Она помогла Дисе перестирать одежду и выпотрошить рыбу, а затем подмела пол в бадстове и перебрала сушеные травы. Спокойствие приходило к ней, только когда руки были заняты работой.

Ночные сумерки опустились на хутор поздно, словно до последнего оттягивали этот момент. Диса уложила Стейннун на кровать в бадстове, а сама поднялась на чердак. Туман собрался в эту ночь гуще и плотнее, чем накануне. В полумраке вздыхали лошади. Блейк беспокоился без хозяина, стучал по деннику копытом и грыз калитку. Дису одолевало дурное предчувствие. Она поклялась Эйрику, что разведется с ним, если он выкинет что-нибудь опасное, и теперь прикидывала, что выскажет ему в лицо, когда он явится. Но чем дальше, тем неспокойнее становилось у нее на душе. Похищать осужденную из-под носа датского чинуши – плохая идея, и в этот раз Эйрик может легко не отделаться…

Когда Диса увидела на воде два огонька, сперва решила, что это Эйрик прислал сигнал, что с ним все хорошо. Они очень быстро двигались в тумане, держась близко друг к другу, и явно направлялись в ее сторону. Диса придвинулась ближе к окну, чтобы лучше видеть. Вскоре огоньки превратились в два огненных шара, что катились по земле, как колеса, пока не остановились прямо под окнами ее дома и не погасли.