Тайна императорской канцелярии - Александр Косарев

– Половина двенадцатого, – заметила Сандрин, взглянув на часы. – Предлагаю спуститься к себе и сделать вид, что тоже спим.

– А заодно попробуем открыть основную дверь сеновала, – заговорщически прошептал Михаил. – Не хочется мне сегодня выходить через кухню, – указал он пальцем в пол. – Вы заметили, что здесь все половые доски скрипят? Вот, – демонстративно наступил он на одну из них, – слышите, какой жуткий скрежет? Если мы среди ночи попремся отсюда, да еще с вещами, на шум сбежится вся деревня.

– Но снаружи амбара весит большущий замок, – засомневался я, – а ключа у нас нет.

– И не нужно, – многозначительно произнес Михаил, – мы изнутри ту дверь откроем.

– И как же?

– Отвинтим гайки с одной из петель, и все. Так что замок останется на месте, а мы… исчезнем бесследно. Я те гайки керосином перед ужином смочил, так что отвернуть их будет несложно.

Переместившись на сеновал, мы завалились на спальные места и еще некоторое время лежали молча, чутко прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Но вокруг было тихо, и мы вскоре совершенно осмелели. Михаил достал из кармана рюкзака небольшие плоскогубцы и направился к распашным воротам, через которые, собственно говоря, сено и попадало в этот амбар. И болты, и гайки, удерживающие стальную петлю на двери, хотя и заржавели, но сопротивлялись недолго. Вскоре через образовавшуюся щель прохладный приозерный воздух мощным потоком хлынул в нашу душноватую каморку.

– Пошли скорее, – первым выскользнул наружу Воркунов, – только не зацепитесь за железки.

Он, словно опытный вор, осмотрелся по сторонам, вытолкнул наружу рюкзак и лишь после этого призывно махнул нам рукой. Второй из амбара выбралась Сандрин, за ней последовал и я. На улице стоял непроницаемый мрак, усугублявшийся низко висящими облаками. Затаив дыхание и опасаясь наступить на какой-нибудь сучок, мы прокрались мимо фасада дома и, пригибаясь, свернули к озеру.

– Слава богу, – донеслись до меня приглушенные слова Михаила, – хозяйская собака опять куда-то убежала. А то бы точно шум подняла.

Внезапно я ощутил чье-то прикосновение и через секунду понял, что это рука Сандрин. Ее ладонь трепетала столь явно, что и без слов стало ясно: ею овладевает паника. Чтобы как-то подбодрить девушку, я крепко сжал ее предплечье. Так, крепко держась друг за друга, мы и спустились в овражек, где Воркунов наконец-то включил фонарь. Сложив вещи в «казанку», мы вначале столкнули на воду ее, а затем и весельную лодку. Затем, не обращая внимания на мгновенно промокшие ноги, наскоро связали оба суденышка в своеобразный тандем.

Вёсел не было ни в алюминиевой лодке, ни в деревянной, но нас это не смутило: еще в обед мы специально выстругали два шеста, которые припрятали в траве неподалеку от пристани. Вооружившись ими, решительно оттолкнулись от берега и поплыли во мрак, в котором смутно просматривался еще более темный массив острова. Слабосильный фонарик помогал мало, и, чтобы не разряжать батарейку, мы попросту выключили его, благо плыть было недалеко.

Вскоре под днищем лодки заскрипел песок, и, одновременно выпрыгнув за борт, мы с другом вытащили нашу лодку на берег. Затем подтянули деревянный ялик, в котором сидела Сандрин и лежали наши рюкзаки. Разумеется, пристали мы к берегу совсем не там, где следовало, и какое-то время ушло на то, чтобы сориентироваться в пространстве и перебраться в более подходящее место. Вскоре мы вновь оказались вблизи «южного бугра» и в кружке света разглядели воткнутые нами в землю ивовые веточки.

Какое-то время поспорив, раскапывать ли оба места одновременно или сосредоточиться на каком-нибудь одном из них, мы все же решили, что рациональнее выкопать сначала только одну яму. Но какую именно?… В возобновившуюся перепалку вмешалась Сандрин, которой, видимо, порядком поднадоели наши споры.

– Ну что вы препираетесь? – зашипела она на нас, словно рассерженная гусыня. – Тут и спорить не о чем. В любом случае вероятность попадания не больше пятидесяти процентов! Давайте приступим к раскопкам у той вешки, которая ближе к воде. И все, хватит пустой болтовни!

Мы пристыженно замолчали и спешно принялись натягивать рукавицы. Затем разобрали лопаты и, установив фонарь так, чтобы его свет не был виден со стороны Местечка, приготовились к работе.

– Ну, Господи, помоги нам! – с силой воткнул Михаил лопату в землю.

Последующие полчаса были слышны лишь противный скрежет металла о мелкие камни да наше хриплое дыхание. Но вскоре первоначальный энтузиазм испарился – одновременно с первым потом, выступившим на наших спинах.

– Да там ли мы роем? – посветил я фонариком в глубь выкопанной примерно на полметра канавки.

– Боюсь, придется изрядно попотеть, – устало отбросил лопату и Михаил. – Все же отклонение от гипотетической точки, в которой мог лежать камень с отметиной, могло составить довольно значительную величину. Вдруг этот Владимир был гренадерского роста? Значит, и шаг у него был соответствующий.

– И то верно, – с готовностью согласился я. – Если, например, его шаг был хотя бы на десять сантиметров шире наших, тогда на девять шагов набегает девяносто сантиметров! Да если еще приплюсовать размеры самого камня…

– Ой, блин, – сокрушено шлепнул себя по ноге Михаил, – а ведь и верно! Следовало начинать на метр дальше!

– Давай тогда рой оттуда, – указал я острием лопаты на новый рубеж. – А я продолжу отсюда, тебе навстречу. Только так мы перекроем весь диапазон на протяжении целых двух метров.

Вновь заскрипели лопаты, и к двум ночи мы стали обладателями окопа полного профиля, из которого высовывались лишь наши головы. Золота, тем не менее, не было и следа.

– Может быть, выпьете кофе? – предложила Сандрин, служившая нам живым фонарным столбом.

– Это дело, – обрадовался я, – наливай скорее.

Испытывая с непривычки сильную дрожь в ногах и тянущую боль в спине, я вскарабкался на земляной бруствер и помог выбраться Михаилу. Попивая кофе, поднес часы к фонарю. Время двигалось к трем ночи, и было ясно, что начинать вторую яму бессмысленно. Времени оставалось только на то, чтобы максимально расширить имеющуюся траншею, ибо отклонение от исходной точки могло иметь место не только по длине, но и по ширине траншеи. Так что, испивши бодрящего напитка, мы с почти старческим кряхтением спустились в траншею и, натянув на распухшие ладони уже порядком изодранные рукавицы, вновь ухватились за шанцевый инструмент.

– Роем строго до четырех, – предупредил я своего напарника. – Нам ведь еще нужно успеть вернуться, поставить лодки на место и сделать вид, что всю ночь мы честно спали.

– Куда ж деваться, – натужно прохрипел в ответ Михаил, выбрасывая наверх очередную порцию земли, – до четырех, так до четырех.

Но оторвать его от землеройного безумия мне удалось только к пяти, когда небо на востоке начало реально светлеть. Мы с трудом выбрались из качественно выкопанной ямы и критически осмотрели дело своих рук. Да, это был истинно гераклов подвиг, особенно если учесть, что почва острова оказалась щедро напичканной разнокалиберными камнями, а мы с Воркуновым были вовсе не записными землекопами, а обычными московскими белоручками. Но долго любоваться сотворенным земляным «произведением искусства» было некогда. Подхватив инструменты, мы устало побрели к лодкам. Михаил подал один из шестов, но я отказался им воспользоваться.