Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Знал ли Гитлер о музыке больше, чем о других видах искусства, мне так и не удалось выяснить, поскольку я не особо компетентен в музыке. Никогда не замечал, чтобы Гитлер был поклонником Баха или Бетховена, хотя могу утверждать, что он слушал «Мейстерзингера» Вагнера сотню раз. Во время обеда, когда я сидел рядом с министром экономики Функом, оркестр играл мелодию Франца Легара. Функ заметил:

— Фюрер особенно любит музыку Легара.

Хотя эта реплика исходила от Функа, который сам весьма увлекался музыкой, мне не показалось, что Гитлер обладал развитым вкусом в музыке. Я воспользовался случаем и пошутил:

— Жаль, что Легар был женат на еврейке.

На это Функ немедленно отреагировал:

— Лучше фюреру не знать об этом.

— Наоборот, господин Функ, вам следует проинформировать об этом фюрера.

— Нет, нет, только не это.

— Но, господин Функ, вам нужно это сделать, иначе в нем разовьется дурной художественный вкус.

С самого начала у меня не сложились отношения с партией. До работы в правительстве Гитлера я редко встречался с партийными функционерами. Старательно избегал партийных общественных мероприятий и посещал официальные собрания только тогда, когда не мог от них отделаться. Когда я случайно встречался с честным, порядочным членом партии, то старался поддерживать с ним знакомство. К сожалению, эти ответственные и трудолюбивые люди были менее заметны, чем хвастуны, нахалы и карьеристы, которых я часто раздражал своими саркастическими замечаниями, хотя и без особого успеха. Большинство из них явно не соответствовали интеллектом своим официальным должностям.

Мое нежелание поддаваться запугиваниям и резкие речи определенно помогали противостоять открытому вмешательству и требованиям партийных чиновников, но мне не всегда удавалось нейтрализовать интриги, которые плели за моей спиной. Да, Гитлер помогал мне в противоборстве с его приверженцами, но таким способом, чтобы они лишь терпели меня, и никогда не требовал от них сотрудничества со мной.

Весной 1937 года я воспользовался случаем посетить церемонию в Палате ремесел Берлина, в ходе которой ученикам присваивалась квалификация. Благодаря интригам лидера Трудового фронта доктора Лея Гитлер накануне вечером распорядился запретить мероприятие, на котором я должен был выступить. На следующее утро мне пришлось пригрозить Гитлеру отставкой, чтобы церемония состоялась. Вести о кознях Лея получили широкую огласку, и большой зал заполнили тысячи людей.

В своей речи я привел ряд аргументов против «философии», при помощи которой партия развращала молодежь. В частности, я говорил:

«Ни одно сообщество, и прежде всего государство, не может процветать без опоры на закон, порядок и дисциплину. Никакой порядок не сможет держаться на несправедливых принципах. Существует древнее латинское изречение: «Справедливость — фундамент царств» (Justitia fundamentum regnorum). В Библии это выражено следующими словами: «Праведность воодушевляет народ». Праведность, справедливость непримиримо противостоят всякой классовой розни. Поэтому вы должны не только уважать справедливость и закон, но обязаны противостоять несправедливости и беззаконию, где бы их ни встречали. Будьте открытыми и честными, не бойтесь правды. Другая замечательная притча говорит: «Стремись к правде до смерти, и Господь поможет тебе» (Экк., 4: 28). Это означает, что всякий, кто стоит за справедливость, порядочность и правду, будет чувствовать себя наделенным Божественной силой».

Я никогда не пренебрегал возможностью защищать людей, находящихся под моей юрисдикцией или вне ее. Если председатель Торговой палаты подвергался нападкам со стороны партии, он мог быть уверенным, что я сохраню его в занимаемой должности. Если партия угрожала государственным банкам и другим финансовым учреждениям, находившимся в моем ведении, то можно было заранее сделать вывод, что обидчикам это не пройдет даром. Я заботился о том, чтобы многие масоны либо продолжали службу, либо назначались на различные должности. Самую сложную проблему представлял собой еврейский вопрос, о чем я должен рассказать подробнее.

В речи на обеде управленцев в Бремене 14 февраля 1936 года я сделал несколько саркастических замечаний по поводу разрушительных методов, которыми партия стремилась переделать мир. Я призвал партийных функционеров утешаться мыслью, что философия, которая неспособна завоевать мир в течение трех лет, может все-таки представлять некоторую ценность, добавив, что нельзя называть негодяем человека, который в течение трех лет не принял эту новую философию. Ссылаясь на тысячелетия истории Германии, я говорил языком, выражавшим силу традиций:

— Мне особенно приятно видеть молодежь, уважающую возраст, что имеет место на этом банкете. Я говорю это не без ссылки на сегодняшний день, когда порой кажется, будто молодые воспитывают стариков вместо того, чтобы было наоборот.

По окончании этой речи Гиммлер, тоже присутствовавший на банкете, немедленно распорядился запретить публикацию ее текста в газетах. Оспорить меня словом в момент произнесения речи он не посмел.

Враждебность партии не могла, однако, помешать моим попыткам повести Гитлера по правильному пути. 3 мая 1935 года я принял участие в круизе на борту лайнера «Шарнхорст» Северогерманских линий Ллойда вместе с Гитлером, группой министров и их окружением. Перед встречей с Гитлером я подготовил краткий меморандум по важным для меня вопросам и вручил документ ему лично. Разумеется, я формулировал меморандум сообразно менталитету фюрера. Если я желал добиться от него каких-либо результатов, то должен был стать как можно ближе к его уровню.

Гитлер прочел документ и сразу послал за мной, чтобы объяснить отсутствие необходимости для меня смотреть на вещи столь трагично, — с течением времени, по его мнению, все образуется.

В меморандуме от 3 мая 1935 года, в частности, говорилось:

«1. Церковь

Официально Третий рейх опирается на христианство, поскольку церковь поддерживается государством. Далее, следует отметить стремление правительства объединить немецкие церкви, насколько это возможно, на почве германских традиций. До сих пор не предпринято никаких законодательных мер для достижения этой цели, был назначен только имперский епископ (государственный епископ), вынужденный прибегать к незаконным мерам, которые только провоцируют сопротивление глав различных религиозных конфессий. Представителей духовенства подвергают арестам, обращаются с ними как с уголовниками, что наносит ущерб их престижу и здоровью, и все это без малейшего обоснования. Чересчур усердные фанатики позволяют себе оскорблять и обижать представителей большинства существующих конфессий, которым государство не оказывает защиты, хотя обязано это делать. Эти обстоятельства вызвали сильнейшее негодование, особенно в англосаксонских и скандинавских странах, также потому, что они ранят чувства католиков в этих странах. Они породили далекоидущую неприязнь к Германии, которая во многих случаях выразилась в отказах иметь какие-либо деловые отношения с нашей страной.