Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

С меньшим благоволением наниматель представился Гарику, не протягивая руки и почти не проявляя интереса:

— Криворучко, Павел Петрович.

Пропустив мимо ушей ответ Гарика, Павел Петрович затем обратился к нему формально.

— Надеюсь, вы не будете препятствовать, если я на какое-то время уведу вашу спутницу? Нам с нею предстоит конфиденциальный разговор, — поведал он.

Получив вежливое согласие, Павел Петрович увлек меня за собой в людское море. Пока мы пробирались сквозь фойе, он говорил вполголоса:

— Какой симпатичный молодой человек! Я все же думаю, что поклонник, а не избранник, или может быть, я ошибся? Бог с ним, однако. А как вам показался смертельный номер нашего друга? О-о, браво! Ни слова, значит, не поняли? Катрин, вы поистине прелестное дитя, все грехи простятся Валентино за удачное имя, могу я присоединиться? Вы, Катрин, первая посмели признаться, что не вникли в речи нашего любимца, остальные твердят, что хотели бы обдумать. Однако, я планирую познакомить вас с триумфатором. Не пугайтесь, говорить буду я, а вы не сочтите за труд покивать головой в знак согласия.

Перспектива знакомства с Андреем Прозуменщиковым меня отнюдь не вдохновляла, просто никоим образом. Однако, наша встреча, надо думать, входила в схемы Криворучко как цель моего пребывания в ученом доме, вследствие чего отказываться не приходилось.

Мы с Павлом Петровичем пересекли Дом Ученых в запутанном направлении, куда-то сворачивали и поднимались, откуда-то по редким мраморным ступеням спускались, пока не попали в маленькую гостиную, где среди велюровых козеток и ламп на пьедесталах нашли Прозуменщикова.

Он вел беседу с обступившими его молодыми людьми обоего пола, явными приведенными болельщиками. Я поняла, что именно они истово хлопали по краям зала.

При ближайшем рассмотрении Прозуменщиков достойно тянул на ранее упомянутый нимб, обнаруживалось серьезное лицо мыслителя со сложным и тонким выражением, а поверх всего царила детская беззащитность, явленная во взоре и улыбке. На минуту стало ясно, отчего отчаянно страдали известные мне косвенно Люся с Олесей. Спасибо, что в свое время Бог не привел присоединиться к коллективу, не то пропала бы так же ни за грош.

В настоящий момент я находилась под двойной защитой: своей вины и Павла Петровича. (Насчет вины — скорее подсознательно, боюсь, что необъяснимо…)

Он же, Валькин работодатель очень скоро рассеял наваждение, за что я не устаю приносить ему признательность. С дружеской улыбкой П. П. Криворучко промолвил:

— Мон шер, я искал тебя. Хотел поздравить с успехом, заодно познакомить с очаровательной дамой по ее просьбе. Это Катрин, она работает в одном солидном издательстве, иногда пишет для нашего листочка, когда снисходит. Милая Катрин, познакомьтесь с моим другом Андреем Ананьевичем.

Группа соратников как-то балетно растаяла, и мы остались с оратором сам-друг плюс Павел Петрович.

— Очень приятно, меня зовут Екатерина Дмитриевна, — поправила я, для Прозуменщикова никаких Катрин, с ним я в игры не вступала.

— Я весьма польщен, Екатерина Дмитриевна, для вас просто Андрей, — в свою очередь не растерялся Прозуменщиков.

— Пока не рискну, — вызвалась я на собственную речевую роль.

Криворучко одобрительно улыбнулся и продолжил мысль:

— Так вот, дружище Андрей, я тебе завидую. Знаешь ли ты, почему Катрин желает познакомиться с тобой? Она, как оказалось, твоя поклонница почти с детских лет. С тех прекрасных времен, когда мы интересовали девушек отнюдь не с философской точки зрения. Я сомневаюсь, что кто-либо знал в те дни обо мне, а Катрин слышала о тебе много, притом очень лестного. У нее была школьная подружка, одноклассница, которая буквально тобой бредила. Как ее звали, Катрин? Наверняка Андрюша сейчас вспомнит…

Лицо Прозуменщикова мгновенно переменилось (чем-то напомнило Ольгу-Аду в приемном покое 40-й больницы), сразу выделились темные прочерки бровей и усов.

— Олеся ее звали, — сообщила я в прорези маски, — Олеся Скороходка. На самом деле Скоробогатова, ее папа — известный художник, у него была выставка, потом её сразу прикрыли. Мы с Олесей учились в восьмом классе, а потом потеряли друг друга из виду. Я думала, что, может быть, встречу ее здесь сегодня. Вы не знаете случайно, что с ней стало?

Пока неавторизованная речь длилась, я трезво оценивала про себя, что наниматель, пожалуй, уволит всех без выходного пособия. Он, помнится, мне слова не давал…

— Я тоже потерял ее из виду, — с трудом ответил Прозуменщиков, смотрел он на меня без восторга.

— Не правда ли, Андрюша, приятно найти свидетельство былой популярности, — встрял Криворучко, видно решил, что с меня довольно текста. — А мне, я боюсь, не дождаться. Приходится, стиснув зубы, завоевывать благосклонность дам тяжелым трудом и рыцарскими подвигами. Прости, Андрей, придется увести Катрин, иначе мои труды пойдут прахом. Как говорят в народе, старая любовь не ржавеет, даже чужая. Да, мы с Катрин скоро поедем в Мэрилендский университет на конференцию по … (следовало научное слово, не исключено, что бихевиоризм, но не ручаюсь). Ты не планируешь?

— Я был там год назад, сейчас вряд ли, — ответил Прозуменщиков без выражения.

— Ну прости, мон шер, мы тебя оккупировали, а тут полно других поздравителей. Счастливо, — попрощался Криворучко.

— До свидания, Андрей Ананьевич, — сказала я.

Прозуменщиков ни с кем отдельно не прощался, лишь покивал головой нам обоим.

Павел Петрович подхватил меня под руку и стремительно повел сложным путем обратно. Где-то в середине, когда мы миновали пару-другую поворотов, он заслонил меня от публики и проговорил со страстью:

— Катрин, можно я вас расцелую? Чисто символически.

Я не без напряжения позволила поцеловать себя в щеку, благо в данном закоулке было пусто.

— Катрин, я не нахожу слов, — разливался Павел Петрович на протяжении обратного пути. — Я планировал ваше присутствие, как дополнительный эффект, хотел сам пощекотать другу Андрюше нервы, продумал и заготовил целую речь. А вы просто и элегантно сразили его наповал! Я льщу себя надеждой, что совершили деяние вы для меня, а не для сеньора Валентино. Право, он не стоит, а выполнено было гениально!

— Для Олеси Скороходки, — призналась я лаконично, а чувство вины меня не покидало.

— Понимаю, умолкаю, преклоняюсь, — заверил Павел Петрович и продолжал уже менее эмоционально. — Знаете ли, Катрин, что вашим умопомрачительным выходом на сцену вы практически завершили дело? Я хотел проверить, и эффект превзошел ожидания. Вы явились Андрюше, как Немезида, и он не устоял, распался. За вопрос: «Что с нею стало?» я падаю перед вами ниц. Строго говоря, в Штаты к девице Октавии можно и не ездить, однако ваше место забронировано на начало июля, и я не вижу причин, почему бы вам не слетать. Вопрос о сеньоре Валентино, натурально, отпадает. Скажу по секрету, никто серьезно данный вариант не рассматривал. Я думал посетить девушку сам в удобное время, но уступаю вам. И не тревожьтесь зря — если леди не откроет тайны, то Бог с ней. Вы всё сделали, четверть часа назад. Ваш визит в Штаты будет скромным подарком от фирмы. А если она почтит вас доверием, то и в этом случае мое восхищение возрасти не может. Ближе к делу я вас познакомлю с планом, пока составляйте shopping list (список покупок). Да, и передайте мне как можно скорее ваши паспортные данные для формальностей. Мне хотелось бы видеть вас в ближайшие дни, если возможно, то уделите мне время ланча или ужина. Я вам позвоню завтра или послезавтра.