Равенна: забытая столица эпохи «темных веков» - Евгений Викторович Старшов

с IX в.), и в Коране об этом ничего не сказано (зато во дворце Кусейр Амра – ок. 710 г. постройки, расположен на территории современной Иордании – сохранились росписи, отображавшие танцовщиц, охотников, ремесленников, животных; во дворце Каср аль-Хайр аль гарби (727—728 гг., Сирия) имеется фреска с музыкантами; в недостроенном дворце Хирбет аль-Мафджар (ок. 744 г., Израиль) – мозаика с животными; во дворце халифов в Самарре (836 г., Ирак) имеется роспись с танцовщицами; на фасаде замка-дворца Мшатта (1-я пол. VIII в., происходит с территории современной Иордании, хранится в Пергамском музее Берлина) – резные львы, то же собрание хранит барельеф с баранами у виноградной лозы (VI—VII вв.) и проч.).

Также начало иконоборчества объяснялось стремлением возвратить в лоно Церкви еретиков (монтанистов, павликиан, крайних монофизитов, в т.ч. афтартодокетов), отказывавшихся вернуться туда по причине наличия в ней «идолов» – то есть икон, но вряд ли это справедливо по отношению к столь масштабному мероприятию. Считалось, что василевс хотел «окультурить» свой суеверный народ. Действительно, в то время простой народ обоготворял уже сами иконы, почитая чудотворными и саму их древесину, и краски, частицы которых, при случае, употреблялись внутрь «во здравие душевное и телесное» (к прискорбию, это явление мы видим до сих пор в поедании земли с могил «старцев» и проч.). В первое время Лев Исавр пытался убеждать народ проповедями, но, только поняв бесполезность этого метода, перешел к репрессиям. Классово-социальный подход начал проявляться задолго до советского марксистского подхода к истории иконоборчества. Б. Мелиоранский в 1901 г. охарактеризовал иконоборчество как элемент социально-политической реформы, затеянной византийским правительством VIII в. Однако наиболее полно она отображена в работе М.В. Левченко «История Византии»: «По традиционным популярным историческим описаниям время правления Исаврийской династии характеризовалось ожесточенной борьбой… из-за вопроса о том, следует ли почитать иконы или нет, причем борьба эта продолжалась более ста лет… В действительности же иконы не были объектом борьбы, а только боевым знаменем для определенных групп византийского общества, боровшихся за свои экономические и политические классовые интересы». В примечании к книге «Византийские легенды» сказано: «Иконоборцы отрицали святость икон и требовали их уничтожения; однако под оболочкой религиозных разногласий по поводу почитания икон за преобладание боролись церковь и государство. Интересы первой защищали преимущественно монахи, интересы государства – императорская власть. В стремлении подчинить себе духовенство иконоборцы настаивали на объявлении императора главой церкви и на конфискации принадлежащих ей ценностей». Лев, как пишет М. Левченко, еще в 726 г. «… принимает ряд мер, чтобы уменьшить число монастырей и монахов. В этом его поддерживали военная и придворная знать и все военнослужилое сословие в целом, жадно стремившееся к захвату монастырских земель и богатств, и даже часть епископата, желавшая подчинить себе монашество». Но верно пишет и епископ Иоанн (Митропольский): «Самой главной причиной сему было ошибочное понимание в иконоборцах истинной религиозности, ее свойств и потребностей… /они/ смешивали подлинное религиозное чувство со служением суеверным. Там, где действовала потребность религиозная, подозревали гнездо суеверия и, под предлогом его уничтожения, подавляли существенные проявления истинной веры».

Теоретически иконопочитатели обвинялись в ереси: согласно решению иконоборческого собора 754 г., если иконописцы изображают лишь внешний вид Господа Иисуса Христа, будучи не в силах отобразить его Божественное естество, они повинны в ереси Нестория, разделявшего Богочеловека; если они, отображая человеческое естество Господа, полагают при том, что изображают и Его Божество, – впадают в ересь монофизитства, сливая неслитное. Теоретически это было опровергнуто иконопочитателями, однако в итоге пролилась кровь и погибли не только многие уникальные памятники византийского искусства; «окультуривание» народа вылилось в «оболванивание», поскольку был забыт великий принцип преподания истин веры через наглядность. Об этом писали многие защитники иконопочитания (VIII в.), прибавляя, что религиозное искусство – это своего рода Библия для неграмотных!

Папа Григорий II (669—731 гг., на кафедре с 715 г.) писал византийскому императору-иконоборцу Льву III: «По этим изображениям (т.е. иконам) люди необразованные составляют понятия о существе изображаемых предметов. Мужи и жены, держа на руках новокрещенных малых детей, поучая юношей или иноземцев, указывают пальцами на иконы и так образуют их ум и сердце и направляют к Богу. Ты же, лишив этого бедный народ, стал занимать его празднословием, баснями, музыкальными инструментами, играми и скоморохами!»

Св. Иоанн Дамаскин (конец VII в. – сер. VIII в.) писал: «И что для обученных письменам – книга, то для необразованных – изображение; и что слово для слуха, то образ для зрения… Когда невидимый, облекшись в плоть, становится видимым, тогда изображай подобие Явившегося. Когда Тот, Кто, будучи, вследствие превосходства Своей природы, лишен тела, и формы, и количества, и качества, и величины, Кто, будучи образом Божиим (Флп. 2: 6), принял образ раба (Флп. 2: 7), через это сделался ограниченным в количественном и качественном отношениях и облекся в телесный образ, тогда начертывай на досках и выставляй для созерцания Восхотевшего явиться. Начертывай неизреченное Его снисхождение, рождение от Девы, крещение во Иордане, преображение на Фаворе, страдания, освободившие нас от страстей, смерть, чудеса – признаки Божественной Его природы, совершаемые Божественною силою при посредстве деятельности плоти, спасительный крест, погребение, воскресение, восшествие на небеса; все рисуй и словом, и красками!.. Поклоняюсь изображению Христа как воплотившегося Бога; изображению Госпожи всех – Богородицы как Матери Сына Божия; изображениям святых как друзей Божиих, противоставших греху до крови и излиянием ее за Христа подражавших Ему, ранее пролившему за них Свою собственную кровь; и ставлю перед собою начертанные подвиги и страдания их, в жизни шедших по стопам Его, так как через них я освящаюсь и воспламеняюсь соревнованием подражания. Ибо говорит божественный Василий – воздаваемая изображению честь переходит на первообраз».

В итоге, когда папа убедился в тщетности своих попыток наставить иконоборческого императора на путь истинный, он отложился от него как еретика со всей Италией. «Равеннские сепаратисты» рьяно поддержали папу (кроме того, им не могли прийтись по нраву новые налоги Льва, весьма тяжелые); равеннский архиепископ Иоанн проклял иконоборчество на папском соборе в Риме в 731 г.; место византийской администрации заняла местная. Не менее интересно и характерно, что упомянутый О.Р. Бородиным процесс преобразования итальянского византийского войска в итальянское городское ополчение, начавшийся с восстания в Равенне в 710—711 гг., именно в период антииконоборческих восстаний рубежа 720—730-х гг. широко распространяется на прочие города, включая Рим, так что в этом явлении мы не только смело отдаем почин Равенне, но и видим, как ее полезный опыт широко распространился в возмущенной против василевса-еретика Италии. Лангобарды во всем этом нарождающемся конфликте просто увидели подарок неба: с одной стороны, появилась возможность поддержать папу против Византии, с другой – осуществить захват византийских территорий Равеннского экзархата. Лиутпранд, недолго думая, пошел на то и на другое, несмотря на то что папа и равеннцы были меж собой союзниками. Вот что пишет Павел Диакон: «В это время король Лиутпранд осаждал Равенну и взял и разрушил город Классис (Classis). Затем патриций Павел (экзарх. – Е.С.) послал своих людей из Равенны убить папу римского, но поскольку лангобарды воевали с ним в защиту папы, и сполетцы дали ему отпор на Саларианском мосту, а в других местах – тосканские лангобарды, то замысел людей Равенны окончился ничем. В это время император Лев сжег все изображения святых, находившиеся в Константинополе, и приказал римскому понтифику, если тот желает находиться в милости у императора, сделать то же самое, но понтифик отнесся к этому предложению с презрением. Так же все войско Равенны и Венеции сопротивлялись этим приказам, и если бы понтифик не запретил