Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

вроде? Вадим стал его забывать, а раньше, по молодости, они с Эдиком частыми гостями были в том доме на Кировской улице. Светские манеры, роскошь… другой мир завораживал и увлекал. Такой родственник – мечта! Теперь без этого куда? Мартын только благодаря ему ходит теперь (у мореманов иначе не скажи, они по морям не плавают, а ходят) судовым врачом по Каспию на теплоходе; Баку, Махачкала – для него родные стены, в Иране, как у себя дома! Деньги, сказывают, гребёт Эдик солидные и подбивает клинья в большую загранку, в Атлантику. Там простор! Там есть где развернуться! Европа, Англия… да что там говорить! Дух захватывает… Вот так. Вот тебе и Лев Русланович, низкий ему поклон. Ейден алес, как будет известно.

Мартынов, как будто почувствовал взгляд Вадима, обернулся, подмигнул хитро, громче затянул:

А у тебя глаза, как нож,

Если прямо ты взглянёшь,

Я забываю, кто я есть и где мой дом.

А если косо ты взглянёшь,

Как по сердцу полоснёшь,

Ты холодным острым серым тесаком…

Хороший парень Эдик, только очень запрограммирован на результат, делячеством сквозит от него за версту, ужасно практичен. Ясно дело – прагматик. Сух, как осенний лист, – сказал он ему однажды, не сдержавшись, а тот и не обиделся. И гитару вот завёл не для души, а по надобности; Окуджава, Высоцкий из каждого окна выпадают, на каждой молодёжной вечеринке только немой не поёт, стараясь похрипеть, а пуще всего заморочки у молодых по Визбору да Клячкину. Эдик тоже взялся петь. Благо всё совпало! И голос появился, и манеры, и величавость. Откуда всё взялось! Будто с другой планеты! Даже завидно. Но у Мартынова всё так. За что ни возьмётся, всё веретеном и к месту. В бокс его на первом курсе Вадим сманил. Эдик драться не умел, больше боялся, руками, словно мельница, махал вместо того, чтобы учиться лицо прикрывать, оттого с полгода синяками преподавателей пугал, а потом оперился – Вадим к нему подступиться не мог, и хуки, и свинги, и аперкоты освоил, – куда тебе Попенченко!

В одном только утёр его Вадим. Увёл у приятеля Светку. И получилось всё тогда чудно, можно сказать, случайно. Ещё на третьем курсе, в стройотряде. Вышло как-то само собой: в деревенском клубе устраивали вечером танцы, Светка вдрызг разругалась с Эдиком, запуржила, задурила, подбежала к нему, Вадиму, пригласила танцевать. Знала ведь, что они – друзья! Весь вечер тогда они и протанцевали под пластинки в том перекосившемся клубе, и он уже никуда не смог деться от её зелёных глаз. С тех пор кончилась их дружба с Эдиком, они стали соперниками. Вида не подавали, не трепались зазря, но событие это не утаишь. И началась у них не учёба, не жизнь, а сплошная борьба.

Во всём обскакивал его Эдик, во всём старался верх держать, а Светку прозевал. Но вида и сейчас не подаёт, вроде локти и не кусает. Весёленьким всё держится. Однако с тех пор особенно на девчонках не зависает, не задерживается. Закоренелый холостяк. А в море начал ходить, совсем запижонился, с женщинами завязал, живёт, как кузнечик, случайными встречами. Хорохорится с улыбочкой дурацкой – нам, мореманам, мол, иначе нельзя. Не хватает терпения у женщин нас ждать – его тезис. Вон, послушать его, так уши вянут:

…но с тобой жизнь скоротать,

Не подковы разгибать,

А убить тебя – морально нету сил…

Это он, Мартын, откаблучивает на подоконнике, глядя на Вадима. Только и ему, Вадиму, последнее время тоже похвастаться особенно нечем. Порвалось у них где-то с женой. Светку не узнать. Не завела ли кого на стороне? Она заводная. С неё сбудется. Нападёт зараза какая!.. Мелькнул как-то один «старичок» немножко знакомый, со второго курса за ней приударял. Его ещё Мартынов подметил тогда. Вадим тогда за Эдика вступился, поговорил с глазливым, обошлось даже без кулаков, недоразумением оказалось. А теперь что же? Вадим на всякий случай справки навёл про «старичка». Успокоился. Нет. Теперь тот хмырь серьёзным человеком стал, на фига ему его Светка, пигалица сумасбродная? Под ногами только путаться станет…

Несколько месяцев прошло уже, как будто подменили его Светку. Не узнать. Он пытался объясниться, вытащить на серьёзный разговор. Только не получилось, уходит она от серьёзных тем. Избегает и взаимности; вечерами не дождаться, а то и совсем не является ночами; мельком звонит, что у матери осталась ночевать, приболела та, но враньём тянет от её слов, не верит он, а тёщу терзать этими проблемами не желает. Тёща у него – персона нон грата! Мать свою попросить навестить родственницу да выведать всё? Не решился. Мать шуганёт его, как мальчишку, такие пустяки, да ещё сплетничать! Сызмальства приучила она его самого во всём разбираться. Растила его – от себя держала на дистанции, хотя и женщина, мужика в нём воспитывала. Поэтому он и не думал заикаться ей о Светкиных проделках. А ему самому особенно не разбежаться… С этими дежурствами на «скорой» личного времени совсем в обрез.

Он бы и бросил эту «скорую»! Были предложения, появлялись вакансии с щадящим режимом, как в санатории: от девяти до шести – и гуляй. Однако, как только задумывался всерьёз, что уйдёт, и сердце щемило. Чуял – здесь его дело! Здесь и больше нигде не чувствовал он себя мужиком, настоящим врачом, нужным, необходимым. Как увидишь под своими руками ожившие глаза только что умиравшего секундой назад, действительно понимаешь, зачем ты сам на белом свете. Ради одного такого чудесного мига забываешь про все свои беды и неурядицы.

Пусть изматываешься и к концу дежурства едва держишься на ногах! Но это его ритм жизни. Сейчас он ему необходим. Он нужен делу, и дело это нужно ему. Близкие смеются, мать упрекает – науку, перспективы, будущее забросил, забыл… Он всё помнит. Он докажет, что не зря сейчас убивается в сумасшедшем ритме. Год, два, а там о нём узнают!.. Он соберёт материал, накопит опыт… Он в науке ещё скажет своё слово!

Вадим стряхнул пепел с сигареты в окошко за спиной Мартынова. Тот, не переставая рвать гитару, орал во всё горло:

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам…

Вадим сунулся в холодильник – гулять так гулять! Накопилось нервотрёпки за неделю! В весёлой компании старых друзей, бывших однокурсников, когда и где ещё расслабишься! Он извлёк из холодных недр заветную