Гнев Цезаря - Богдан Сушинский

– Для вас так важно знать это? – одарил его почти по-мальчишески доверчивой улыбкой Морару.

– До сих пор мне казалось, что вы – человек графини фон Жерми и даже числитесь в ее частной контрразведке.

– Это не вам, господин подполковник, это графине так казалось. Всякого человека, который оказал ей хоть малейшую услугу в известной вам сфере, Анна Альбертовна тут же, по прихоти своей, зачисляет в свою «частную контрразведку».

– Насколько мне известно, вы – не «всякий». Не знаю, какую услугу вы сумели оказать графине, но что в свое время графиня буквально выдернула вас из какой-то трясины и помогла устроиться в итальянскую контрразведку – это мне известно хорошо.

Морару мрачно помолчал. Разговор приобретал совершенно не тот смысл, на который он рассчитывал.

– Вы с графиней правы, – точно так же неожиданно признал он. – В свое время фон Жерми очень помогла мне. Просто в какой-то момент мне все же захотелось вырваться из-под ее опеки.

Гайдук сочувственно рассмеялся:

– Вырваться из-под опеки фон Жерми можно только в том случае, если она сама очень захочет этого. Но давайте не будем углубляться в анализ ее характера. Повторяю вопрос: от чьего имени вы сейчас говорите?

– Какой бы ответ вы от меня ни услышали, все равно умозаключение окажется неизменным: «Учуяв крупную добычу, шакалы собираются в стаю…»

– Вы приятный собеседник, капитан-лейтенант. Хотя закалку наверняка проходили еще в абвере, да и чин, которой у вас значился там, наверняка был повыше, все-таки вам уже не менее тридцати.

– Не вы первый подозреваете во мне – кто внебрачного сына шефа абвера адмирала Канариса, кто бравого выпускника знаменитой Фридентальской разведывательно-диверсионной школы, действовавшей под конец войны под патронатом Скорцени[41].

– Так развейте же наши сомнения и домыслы! – попытался внаглую спровоцировать его подполковник.

– Извините, сэр, в нашем кругу разбрасываться визитками не принято, – деликатно осадил его капитан-лейтенант.

– Тоже верно.

– Да, совершенно забыл: под слово чести дворянина барон фон Штубер обещает, что после завершения операции «Гнев Цезаря» он попросту потеряет к вам какой-либо интерес, так что двойную игру с русскими у вас есть смысл вести до последней возможности. А слово свое барон, как правило, держит, даже когда одаривает им закоренелых врагов.

Капитан-лейтенант уже простился и, судя по всему, намеревался отойти, но Гайдук снова вынудил его задержаться:

– Так, может, вы еще и намекнете, когда приблизительно ваши диверсионные патроны намерены проводить эту операцию? Хотя бы ориентировочные даты…

– Это будет зависеть от многих факторов, например, от готовности группы боевых пловцов, финансирования операции, тайного согласия разведывательно-диверсионных служб или… от характера переданных вами сведений…

– Общие слова, капитан-лейтенант, – недовольно заключил Гайдук. – Сами по себе вроде бы убедительные, но слишком уж обобщенные, не несущие никакой нужной информации.

30

Как только итальянцы покинули линкор, полковник Рогов извинился перед Анной и членами комиссии и тут же направился к флотскому чекисту. Тот остановился на корме, у фальшборта, и с романтической тоской осматривал видневшиеся в голубоватой дымке залива очертания острова Сазани. Черневшие на одном из его мысов стены старинного форта наверняка казались давнишним завоевателям внушительными и неприступными. Но почему они уцелели в прошедшей войне, под стволами корабельных и береговых орудий, – для всякого любителя здешней экзотики это навсегда останется загадкой.

«Могло ли тебе, советскому „невыездному“, когда-нибудь пригрезиться, что увидишь берега Турции и Греции? – самолюбиво поинтересовался у самого себя Дмитрий, жалея, что не прихватил с собой бинокль, оставшийся в его каюте на „Краснодоне“. – Что сможешь любоваться красотами Адриатики и фортом Сазани с борта итальянского линкора, стоящего в албанском порту?»

О разговоре, который только что произошел, он старался не вспоминать. Гайдук понимал, что оказался в эпицентре какой-то международно-диверсионной авантюры, но пока еще не осознал, насколько она способна изменить размеренный послевоенный ход его жизни в насквозь проутюженном смершевцами, энкавэдэшниками и флотской контрразведкой Севастополе.

– Если я все правильно понял, – словно бы подтверждая это, ворвался в его размышления голос полковника Рогова, – на прямой контакт с вами барон пойти так и не решился. Такой вот фармазон получается.

– Почему же, вышел, можно считать, что на самый прямой.

– Неужто через полковника-англичанина из комиссии?

Прежде чем ответить, Гайдук отвел взгляд от редутов форта и скосил его на атташе-полковника: неужели тот действительно решил, что гонцом барона стал этот английский полковник, а не его переводчик? Или же это ловушка, с которой, собственно, Рогов решил начать его проверку?

– Полковник здесь ни при чем, его использовали вслепую. Человеком то ли фон Штубера, то ли самого князя Валерио Боргезе предстал передо мной переводчик.

– Капитан-лейтенант Морару?! – искренне вскинул брови атташе-полковник.

– Что вас так удивило? Разве не он постоянно ошивался рядом со Штубером?

– Меня – нет, а вот фон Жерми это сообщение наверняка удивит. И даже заденет. Только что она сама высказала предположение, что штурмбаннфюрер вообще не пойдет на контакт. А если и пойдет, то лишь подставляя своего коллегу, полковника Джильбера, в разговорах с которым провел вчера в расположенной здесь «Английской торговой миссии на Балканах» более двух часов. Переводчик при этом оказался вне подозрения.

– Так, может, мы с вами переоцениваем степень прозорливости нашей «Изиды»?

– Тут вопрос не прозорливости, а доверия.

– От переводчика Морару фон Жерми тоже намерена потребовать доверительности?

– Как ни от кого другого. Имеет все основания. Дело в том, что, как мне вчера сообщили из нашего посольства в Албании, на самом деле капитан-лейтенант Морару – это майор Рейджен, сотрудник английской секретной разведывательной службы. Мало того, он приходится племянником мачехе Анны Альбертовны. Кстати, сама эта мачеха, баронесса Элизабет фон Рейджен – порождение русской эмигрантки и английского морского офицера, который в свою очередь рожден немкой, точнее, саксонкой. Кстати, по возрасту своему баронесса является почти ровесницей фон Жерми.