Лягушки - Мо Янь

Опираясь на костыли, на сцене незаметно появляется Чэнь Би.

Чэнь Би. Внуку исполнился месяц, а деда не пригласили выпить, куда это годится?

Все поражены.

Кэдоу (в панике). Извини, дружище, правда извини, про тебя и забыли…

Чэнь Би (разражается хохотом). Ты меня «дружище» называешь? Ха-ха-ха (указывает костылем на младенца на руках Львенка), ежели по нему судить, не надо ли тебе на колени бухнуться, отбить мне три поклона да называть «почтенный тестюшка»?!

Юань Сай (подходит к Чэнь Би и тянет его прочь). Лао Чэнь, Лао Чэнь, пойдем, пойдем, отведу тебя в «Баочихуан», там и попируем.

Чэнь Би. Убирайся вон, подлый и бесстыжий человечишка, хочешь тухлой рыбой и гнилыми креветками мне рот заткнуть? И не мечтай. Нынче у моего внука праздник, и никуда я не пойду, здесь испрошу чарочку выпить за его здоровье! (Плюхается на стул, замечает тетушку.) Тетушка, у тебя душа, что чистое зеркало, все, связанное с рождением детей у нас в дунбэйском Гаоми, в твоем ведении, у кого в семье семена ростков не дают, у кого на земле трава не растет – все знаешь. Бабам с семенем помогаешь, мужикам с землей, стащишь балку – подменишь на столб, «тайно переправляешься через реку Чэньцан»[126], «обманом вынуждаешь императора переплыть море»[127], у тебя и «слива засыхает вместо персика»[128], ты и «приотпускаешь, чтобы вернее схватить»[129], и «убиваешь взятым взаймы ножом»…[130] Тридцать шесть стратегических планов – все применила…

Тетушка. А ты пользуешься лишь двумя – «поднимать шум на востоке, а удар наносить на западе», и, что называется, «золотая цикада сбрасывает оболочку» – делаешь что-то для отвода глаз, а сам скрываешься. Было время, чуть меня не одурачил. Половина зловонной крови, в которой мои руки измараны (подносит их к носу и нюхает), по твоей милости пролита!

Ли Шоу (наливает Чэнь Би). Лао Чэнь, Лао Чэнь, выпей давай.

Чэнь Би (выпивает одним глотком). Ты, братец, человек честный, рассуди по справедливости…

Ли Шоу (перебивает Чэнь Би и наливает ему еще одну большую рюмку). Честный не честный, это одному Небу известно! Давай, дружище, возьми вот рюмку побольше!

Чэнь Би. Напоить меня хочешь? Вином глотку залить? Как бы не так.

Ли Шоу. Ну конечно, эх, сплоховал я, ты же целое море выпить можешь, с тысячи чарок ни в одном глазу. Тут сегодня наливают настоящую «Маотай», отчего ж не выпить на дармовщинку? Давай, до дна!

Чэнь Би (задрав голову, выпивает до дна большую рюмку, тяжело дышит, переводя дух, из глаз катятся слезы). Тетушка, Кэдоу, Львенок, Юань Сай, Цзинь Сю, я, Чэнь Би, от страданий докатился до такого! Есть ли здесь, в дунбэйском Гаоми, во всех восемнадцати деревнях, среди более чем пятидесятитысячного населения кто-нибудь, кто страдает больше моего? Вот скажите, есть? Нет и нет, никто не страдает больше меня. А вы все заодно обижаете меня, калеку, обижаете меня, и всё, просто потому, что я изначально плохой, обижаете, словно творя возмездие от лица неба! Но вы не должны обижать мою дочь, Чэнь Мэй, на которую вы смотрите как на большого ребенка, самую красивую девушку в Гаоми. А еще ее старшую сестру Чэнь Эр. Им бы повыходить за представителей царствующего дома, стать императрицами или наложницами, но… всё из-за меня… воздаяние… Дочка для тебя выносила ребенка (яростно тычет пальцем в Кэдоу), чтобы заплатить за мое пребывание в больнице, а вы, любезные одноклассники, вы, все эти старшие и младшие дядюшки, вы, драматурги, вы, управляющие, в конце концов измышляете ложь, говорите, что ребенок после рождения умер. Вы зажимаете ее вознаграждение за суррогатное материнство – сорок тысяч юаней… но в трех чи над головой есть чистое небо! Правитель небесный, почему ты не разомкнешь глаза и не посмотришь? Не видишь, как распоясались эти негодяи… Вы, товарищи с телевидения, снимайте меня, всех снимайте, меня снимайте, ее, их, покажите всему народу…

Лю Гуйфан. Лао Чэнь, а еще говорят, что ты целое море выпить можешь. Две рюмки пропустил и несешь всякую околесицу.

Чэнь Би. Лю Гуйфан, ты женщина умная, в гостиничном доме у тебя все по-новому, в один миг перестроилась, стала управляющим, у тебя теперь собственности и не сосчитать. Умоляю, помоги моей дочери с работой, хоть на кухне огонь разводить. Но ты благодеянием не занимаешься, скажешь в компании сейчас сокращение штата, как говорится, врата добра открываются с трудом, всем не поможешь, но все же…

Лю Гуйфан. Почтенный одноклассник, все про меня ты не так говоришь. Чэнь Мэй я беру на себя, подумаешь, на один рот больше! Я прокормлю ее, хорошо?

Юань Сай, Цзинь Сю и другие пытаются увести Чэнь Би.

Чэнь Би (пытаясь вырваться). Я еще так и не увидел внука. (Достает из-за пазухи красный сверток.) Внучек, дед хоть и не богач, но на подарок набрал, дед тоже тебе красный сверточек приготовил…

Юань Сай, Цзинь Сю и другие уводят Чэнь Би. В это время сбоку на сцену выходит Чэнь Мэй в черном халате и с закрытым черной вуалью лицом.

При виде Чэнь Мэй все ошеломлены и на какое-то время застывают.

Чэнь Мэй (преувеличенно принюхивается и говорит сначала вполголоса, а потом все громче). Ребеночек, сокровище мое, я тебя по запаху услышала, такой ароматный, такой сладкий, такой пахучий. (Как слепая на ощупь она приближается ко Львенку, и в это время ребенок в пеленках издает звонкий плач.) Дитятко, хороший мой… С рождения ни капли молочка не съел, заморили голодом моего ребеночка… (Выхватывает ребенка из рук Львенка и торопливо убегает со сцены. Все застывают, пораженные, в крайнем замешательстве.)

Львенок (в отчаянии простирает руки). Дитя мое, крошка Цзиньва…

Львенок бросается за Чэнь Мэй, Кэдоу и другие за ней, на сцене переполох.

Занавес

На заднике сцены на экране непрерывно меняется фон: то оживленная улица, то запруженный толпами людей рынок, то сквер. Кто-то занимается тайцзицюань, кто-то выгуливает птичек в клетках, кто-то играет на эрху…[131] Фон меняется, показывая места, где пробегает Чэнь Мэй.