Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз - Джон Келли

Когда 101-й прибыл в Бастонь, городок оставался относительно невредимым, но жители массово бежали куда подальше. Сугробы были запятнаны кровью недавно убитых домашних животных, а дороги за городом заполнены плакавшими детьми и паниковавшими взрослыми, не знавшими, куда идти и что делать. Наблюдая за исходом, доктор Джек Прайор, член медицинского батальона 10-й бронетанковой дивизии, задавался вопросом, как эта сцена повлияет на боевой дух солдат, покидавших грузовики. 101-й был элитным подразделением, но солдаты провели больше 30 часов под студёным декабрьским небом в открытых грузовиках. Во время выезда из Реймса царил такой хаос, что одни прибыли в Бастонь без оружия, другие без зимней одежды, а у третьих не было ни того ни другого.

В Бастонь с окружавших город аванпостов отступали отряды, которые представляли собой постоянный источник боеприпасов, но ветераны, выпрыгивая из грузовиков, по лицам отступавших понимали, что им предстоит плясать с дьяволом. Первые серьезные бои начались несколько часов спустя: в пятнадцати километрах к северо-востоку от Бастони, в городе Новилль. В то утро майор Уильям Десобри из 10-й бронетанковой дивизии прибыл в Новилль с пятнадцатью танками «Шерман» и приказом удерживать город любой ценой. Приказ отменили ближе к вечеру, и защитникам сказали отступать к Бастони, но к тому времени от большей части танков остались только дымящиеся корпуса, а половина людей из отряда Десобри получили легкие и тяжелые ранения, как и сам майор.

Когда доктор Прайор, приехавший утром в Новилль, объявил, что не оставит раненых, несмотря ни на что, и попросил кого-нибудь остаться с ним, в таверне, где собрались выжившие в утренних боях, воцарилась тишина. Затем старшина из отряда Прайора вскочил, выбежал на улицу и приказал экипажам оставшихся танков проехать через медпункт. Танкисты вбежали в здание, сорвали двери с петель, привязали к ним раненых и прикрепили двери к танкам. Через полчаса Прайор был на полпути в Бастонь, когда из вечернего тумана выехала группа «Королевских тигров» и уничтожила превосходившие по численности танки «Шерман», перевозившие раненых, а затем медленно двинулась вдоль дороги, расстреливая из пулеметов пехотинцев, укрывшихся в снегу. До прибытия подкрепления Прайор провел три часа, сидя в канаве и слушая, как дантист, призванный на службу, перечислял причины, по которым носить шлем с красным крестом было самоубийством.

Прайор не прислушался к увещеваниям. В течение следующих нескольких дней немцы разделили свои силы. Бронетанковая дивизия «Леер» и другие части 47-го танкового корпуса генерала Генриха фон Лютвица окружили Бастонь. Остальные ударные силы продолжили наступление на Маас и Антверпен. Днем 22 декабря немецкий майор, капитан и двое солдат вошли в Бастонь с белым флагом, и слухи быстро распространились по городу. До Билла Баузера дошло, что немцы потребовали безоговорочной капитуляции американцев. Баузера настолько оскорбила дерзость немцев, что он сделал то, что делал довольно редко, – побрился, чтобы выглядеть настоящим бойцом, когда снова встретится с немцами.

Немецкий майор сказал Маколиффу, что он представляет генерала Лютвица, который проинструктировал его предложить Маколиффу два варианта: капитуляция или смерть. Майор дал Маколиффу два часа на раздумья. В американской версии истории Маколифф ответил немцу «Nuts!» («Чёрта с два!»), и он действительно так сказал, но майор услышал не это. Не имея понятия, что такое «Nuts!», переводчик сказал майору, что Маколифф послал его подальше. Несколько дней спустя удача отвернулась от Билла Баузера, и он был тяжело ранен.

Во время выздоровления Баузер столкнулся со зрелищем, которое многое говорило об интенсивности боев вокруг Бастони: у приходившего к нему священника был пистолет в наплечной кобуре.

После недельного снегопада 23 декабря небо над Бастонью прояснилось, и в нем показалась армада С-47. На землю опустились сотни парашютов разных цветов, каждый из которых обозначал тип груза. Самолеты доставили медикаменты, боеприпасы и продукты.

Двадцать четвертого декабря – в день необычно мощного обстрела – генерал Маколифф отправил своим людям рождественское послание: «Что веселого в этом Рождестве? Нам холодно и голодно, мы вдали от дома, но мы остановили четыре танковые, две пехотные и одну воздушно-десантную дивизию и подарили своим близким счастливое Рождество – и [имели] честь принять участие в этом доблестном подвиге».

Доктор Прайор провел канун Рождества в своей временной квартире рядом с больницей в Бастони и написал два письма. Писать их было тяжело, но необходимо. Первое было адресовано жене молодого лейтенанта, который несколько часов назад оставил половину грудной клетки в сугробе и вряд ли мог увидеть рождественское утро. Писать второе было еще труднее – оно было более личным:

К декабрю 1944 года самолеты люфтваффе стали редко появляться в небе над Европой, но вскоре после того, как Прайор закончил свое письмо о Рене Лемэр, немецкий самолет сбросил бомбу на его квартиру, и на мгновение темные, захламленные комнаты залило ослепительным светом. Прайор выжил и был в строю уже через два дня, когда передовые части 3-й армии Джорджа Паттона достигли Бастони и прорвали блокаду. Лишь к концу января союзникам удалось отвоевать территории, занятые немцами в ходе Арденнской операции, но оборона американцами Бастони и нескольких других ключевых пунктов фактически положила конец любым надеждам немцев достигнуть Мааса.

Победы американцев имели и побочный эффект. Они положили конец надеждам Монтгомери вернуть себе пост главнокомандующего союзными войсками. Повышение Эйзенхауэра до этой должности в конце Нормандской операции не нравилось британцам. Черчилль, Брук и другие ведущие британские политики и высокопоставленные офицеры восхищались способностями Эйзенхауэра как дипломата и организатора, но считали его слабым стратегом.

Его план «Широкого фронта» – более или менее синхронного марша американцев, британцев и канадцев через Западную Европу – казался лишенным воображения и, как считали британские критики Эйзенхауэра, мог отсрочить победу.

Ранним утром 16 декабря немцы вышли из Арденн, и Монтгомери получил свой шанс. Как отмечалось ранее, его действия в первые дни боев были достойными восхищения. Он перебросил британскую воздушно-десантную дивизию к Эйзенхауэру, и когда 1-я армия США под командованием генерала Кортни Ходжеса, не блиставшего стратегическим мышлением, оказалась под угрозой, Монтгомери передал ее британскому командующему. Один журналист сравнил его действия с «очищением храма Иисусом Христом». Когда начали распространяться слухи о том, что фельдмаршал спас ситуацию, Монтгомери проигнорировал совет своего начальника штаба генерал-майора Фрэнсиса де Гингана и провел пресс-конференцию, на которой расхваливал американское оружие, но делал это тоном директора, который успокаивает усердного, но не особенно умного ученика. Спустя несколько дней разгневанный Омар Брэдли, командующий 12-й группой армий, созвал собственную пресс-конференцию. Брэдли должен был сказать несколько вещей, самая примечательная из которых заключалась в том, что командование Монтгомери 1-й армией было временным, и это подразделение вскоре вернется под американское командование. Британская пресса в ответ высказала предположение, что американскому ответу на «Осенний туман» не хватило крепкой руки Монтгомери, а Брэдли ответил, что скорее уйдет в отставку, чем будет служить под его началом.