Лунный нетопырь - Ольга Ларионова

Харр потянулся через стол, одобрительно хлопнул Паянну по плечу:

— Ну, это ты, старая, на отличку придумала — доброй песней день начать. Наперед повеличаю я княгинюшку нашу несравненную…

Все как по команде оборотились к принцессе, которой вроде бы после таких слов надлежало смущенно зардеться. Но она сидела с каменным лицом, моля всех древних богов только о том, чтобы этот завтрак не перерос в настоящее пиршество по случаю прощания с гостем. А тот уже неторопливо навешивал себе на уши какие-то пестрые скоморошьи косички, прилаживал меж сложенных ладоней туго натянувшуюся пленку из рыбьего пузыря. Все ждали, затаив дыхание, Фирюза даже высунула кончик языка.

Удостоверившись во всеобщем внимании, певец поднес к губам стиснутые ладони, набрал полную грудь воздуха и что было силы дунул в щелку между большими пальцами.

Ни с чем не сравнимый дребезжащий, раздирающий барабанные перепонки звук заполнил все пространство Бирюзового Дола, точно разом вздернули за хвосты дюжину охрипших котов; все восседавшие за трапезой отшатнулись в сторону (кроме Паянны, как видно, уже знакомой на родине с подобным музыкальным оформлением певческих концертов); птиц, все еще круживших в поднебесье, как ветром сдуло.

Харр по-Харрада удовлетворенно усмехнулся, словно иного и не ожидал, снова набрал полные легкие и завопил дурным голосом — на полторы октавы выше своего обычного:

Княгинь наш-ша харрша,

Златого стоит елдыша!

Жиг-жа!!!

Оцепенение было всеобщим.

Потом мона Сэниа медленно притянула к себе Фирюзу и прижала ее кудрявую головенку к своему боку. Девчушка взбрыкнулась, вывернулась из ее рук и снова уставилась на певца широко раскрытыми синющими, как у отца, глазенками.

— Паянна, детей пора одевать на верховую прогулку, — наконец-то спохватился Юрг.

— Эй, фазан рыжий, — ухмыляющаяся воеводиха как ни в чем не бывало переадресовала Флейжу приказание командора. — Ты там поближе, тако подсуетись, уважь старуху. А мне еще покейфовать охота.

«Чертова кукла, — с неожиданной яростью подумала принцесса. — Тут волей-неволей перейдешь на мужнин лексикон!»

Менестрель между тем снова прилаживал к губам свой чудовищный инструмент:

— А теперь черед и князя нашего повеличать!

— Грамерси, как говорится, за честь, но лучше не надо! — замахал руками Юрг.

— Почто так? — искренне огорчился песнопевец.

— Видишь ли, — командору стало его даже жалко, — У нас принято величать только по торжественным случаям, вот на день рождения, к примеру. А так трубадуры обычно распевали баллады о рыцарских турнирах и славных походах…

— Понял! — обрадовался Харр, и никто не успел ни опомниться, ни уши зажать, как раздался снова чудовищныи звук, в котором смешались свист, визг и дребезжание.

Несгибаемые колокольчики окрест полегли.

Неистовый исполнитель тихрианских народных напевов горделиво тряхнул цветными косицами и возопил:

А ехал рыцарь на войну,

Чтоб набить свою мошну;

Не добыл он ни хрена —

Два поломанных копья!

Жиг-жа!!!

Мона Сэниа наградила его благодарным взглядом, в котором при желании можно было угадать: «Ну, в прошлый раз я тебя, как видно, слишком близко забросила…»

Юрг угадал.

— Благодарю за несравненное удовольствие, — проговорил он, внутренне морщась — звучало-то это донельзя фальшиво; — как-нибудь вечерком, когда дневные заботы будут позади, мы снова усядемся за общим столом, и тогда уж я научу тебя настоящим застольным песням. Идет?

— Обидно, коль не щас, — нахально возразил менестрель. — В весеннем краю, чтоб накормили досыта, придется от дыма до дыма горло драть. Одну бы…

— Ну ладно, одну так одну, — согласился Юрг. — У нас застольные песни звучат примерно так.

Он откашлялся, к собственному недоумению констатируя, что на самом-то деле ни одной застольной толком и не помнит; попытался найти поддержку у жены, но его взгляд натолкнулся на застывший лик, малоотличимый от каменного изваяния, о котором он так восторженно повествовал вчера вечером.

— Значит… Гхм… На-а-лей, выпьем, ей-богу, еще! Бетси, нам грогу стакан…

— Не, не! — замахал руками менестрель. — Так не пойдет. Где ж это слыхано, чтоб за честным столом, купецким аль воинским, похабель такую распевали! «Налей», вишь! Это ведь ты челяди прислужной наказываешь; а разве ж можно в песню слово вставлять, ежели оно к холую подлому обращено? Тебя ж объедками закидают, а то и кубком кованым приголубят! Нет уж, господин мой щедрый, пусть уж каждый своим делом занимается: ты мечом маши, а я песни буду петь величальные да веселительные.

— Ну, будя хозяина-то хаять! — оборвала его Паянна. — То-то ты своим делом занимаешься, ишь оружжа за пояс напихал! Да еще, поди, сколь по хоронушкам заначил. Так что кончай хвост распускать, у князя к тебе, кажись, разговор был. Аль нет?

Она оборотилась к Юргу, уже было собравшемуся парировать тихриаиские певческие каноны великорусской «дубинушкой», и он торопливо закивал, впервые, похоже, благодарный ей за то, что она привычно ухватила бразды правления в свои черные лапищи.

— Да вот отвлеклись мы малость, — проговорил он с несвойственным ему смущением. — А просьба-то у меня к тебе самая пустяшная: прежде чем на весеннюю Тихри податься, заскочи-ка ты на минуточку обратно на эту… Ала-Рани, где пропадал ты столько времени. Куда хочешь, хоть в город, хоть в лесок, хоть на островок безлюдный. И кого-нибудь из наших прихвати. От тебя и дела-то никакого не потребуется, а ему — глянуть разочек и место это запомнить, вдруг все-таки придется и в тех землях пошуровать на предмет поиска талисмана этого проклятущего. Ну, как, согласен?

Из Харра словно воздух выпустили — поникли плечи, обвисли усы, упав на блюдо с печеными угрями.

— Только забывать начал… — прошептал менестрель. Командор глянул на него сочувственно, понял: язык не повернется настаивать на своей просьбе. Но мона Сэниа вскочила, подбежала к опечаленному певцу, обняла его сзади за плечи.

— Что было, того не поправишь, друг мой, — заворковала она, невольно копируя интонации королевы Ушини, — только вспомни — сын у тебя растет. Время-то быстро летит, возмужает он, захочет на родину свою далекую глянуть, а как туда доберешься, если ты один дорогу указать можешь? Давай прямо сейчас и слетаем, ты в тот же миг назад вернешься, хоть сюда, хоть на Тихри. Только не раздумывай, прямо беремся за руки — и туда!

— Ну да, прямо так, полуголая! — запротестовал заботливый супруг.

— Сейчас снаряжусь!

— Да теплынь там… — пробормотал Харр, поеживаясь.

Выходило так, что его согласия больше и не спрашивали.