Dominium Mundi. Властитель мира - Франсуа Баранже

Танкред склонился к Льето и тихонько сказал:

– Друг, мне так жаль, что ты оказался здесь. Все из-за меня. Это же я был на линии удара, и я должен бы лежать на твоем месте.

Энгельберт испепелил его взглядом:

– Сейчас не время говорить об этом!

– Это не был… несчастный случай… – слабым голосом проговорил Льето.

– Забудь, – сказал Энгельберт. – Тебе надо отдохнуть.

Но Льето продолжил:

– …ты должен найти… кто это сделал…

– Да, – ответил Танкред, – но твой брат прав, сейчас ты должен отдыхать и забыть про все остальное.

Раненый не услышал конца фразы. Его глаза закрылись, и он снова погрузился в беспамятство. В палату зашла медсестра.

– Посещение окончено, господа, – объявила она, подталкивая их к выходу. – Этот человек получил серьезную травму, вам и так повезло, что он смог сказать вам хоть несколько слов.

Они вышли, и едва оказались в коридоре, гнев, который Энгельберт сдерживал так долго, выплеснулся наружу.

– Тебе не кажется, что ты и так уже причинил достаточно зла? – рявкнул он на Танкреда.

Слишком удивленный, чтобы оскорбиться, тот ответил:

– Ты не того винишь, Энгельберт. Не я подстроил ту ловушку.

– Брось, ты прекрасно понял, о чем я: все эти неприятности из-за того, что ты вытворяешь!

– Что я вытворяю?

– Вообще… все твое поведение в последние недели! Кое-какие высказывания, и то, что тебя теперь не слишком волнует собственное подразделение, и даже то, с кем ты якшаешься! – не останавливался Энгельберт, будто решил выплеснуть наконец все, что давно уже накопилось. – Не многовато ли получается, а? Как, по-твоему, подействует на людей, если они увидят тебя, например, с типом вроде того, с которым ты недавно беседовал?

– С ним? Только не говори мне, что зазорно общаться с классом Ноль! Я-то думал, что ты шире смотришь на такие вещи.

Он был прав, и это только еще больше распалило Энгельберта. Ему показалось нечестным со стороны Танкреда обвинять его в классовом расизме, хотя дело было в другом.

– Ты прекрасно знаешь, что его статус здесь совершенно ни при чем, речь о его поведении! У вас был вид двух заговорщиков, а это наводит на подозрения!

Танкреду очень хотелось проявить максимум терпения по отношению к Энгельберту, но и тому не стоило перегибать палку.

– Сбавь тон, солдат! Не забывай, что говоришь со своим лейтенантом!

Энгельберт невольно отпрянул. Он не ожидал, что в подобной ситуации Танкред воспользуется своим званием. Потом он заметил, сколько взглядов обращено на них в коридоре.

– Послушай, Энгельберт, – понизив голос, снова заговорил Танкред, – я не знаю, что ты имеешь против того человека, но можешь не рассчитывать, что я перестану с ним общаться только потому, что он тебе не приглянулся. В чем его вина? В том, что он мобилизован по принуждению?

– Конечно нет, – возразил Энгельберт, тоже, в свою очередь, говоря тише. – Но известно, что все недовольные – поголовно бесшипники. И немудрено, что на общение с ними косо смотрят.

– Каждый волен думать что хочет, ведь так? Если этот человек сделал что-нибудь противозаконное, пусть мне об этом скажут, иначе я не вижу, во имя чего должен воздерживаться от встреч с ним.

Говоря это, Танкред прекрасно понимал, что лукавит. Хоть он и не знал подробностей того, чем занимался Альберик, но все же был не настолько наивен, чтобы верить, будто тот ни в чем не преступает рамки закона.

Энгельберт открыл было рот, чтобы ответить, но потом как будто передумал. Когда он заговорил, голос его был холоден как лед:

– А когда тебе все-таки предъявят доказательство, Танкред, обратишь ли ты на него внимание? Уважаешь ли ты еще закон?

Почувствовав весь подспудный смысл вопроса, Танкред на мгновение заколебался.

– Закон… не знаю, – в конце концов признал он. – А вот что касается нравственности, тут я уверен.

Энгельберт покачал головой, как если бы ответ не удивил его:

– Когда человек присваивает себе право решать, подчиняться закону или нет, он уже вне закона.

И, не добавив больше ни слова, двинулся прочь.

Чувствуя спазм в желудке, Танкред смотрел ему в спину, пытаясь понять, как Энгельберт вдруг проникся к нему таким недоверием. По всей видимости, отныне тот рассматривал его как угрозу своему брату. И хотя сам Танкред не думал, что ему есть в чем себя упрекнуть, он вынужден был признать, что ход событий только что подтвердил правоту его оператора-наводчика. Пусть и косвенно, но это он отправил Льето на больничную койку.

Пиканье мессенджера вырвало его из раздумий. Это было всего лишь текстовое напоминание:

В челноке, который нес его в Центр тахионной связи, Танкред мысленно пробежался по темам, которые он должен или, точнее, не должен затрагивать в разговоре с родителями. С самого начала путешествия он всегда старался как можно меньше драматизировать те проблемы, с которыми сталкивался, чтобы не встревожить их еще больше, – они и так достаточно беспокоились. Он также помнил, что обещал сестре Нисе поговорить с отцом о новом претенденте на ее руку. Вовсе не факт, что графа Лизьё удастся убедить принять в семью простолюдина, однако, на взгляд Танкреда, это было всяко лучше, чем увидеть, как сестра закончит свои дни в монастыре.

Центр тахионной связи сиял белизной. Такой ослепительной асептической белизной, что это почти вызывало мигрень. Танкред провел мессенджером над детектором, обозначенным серым кругом на приемной стойке, после чего девушка-оператор сообщила ему номер кабины. Он прошел через переполненный зал ожидания и углубился в нескончаемый коридор, по обеим сторонам которого шла длинная череда дверей.

Кабины тахион-связи представляли собой маленькие комнатки кубической формы без каких-либо декоративных элементов, с белыми стенами и светящимся потолком. Танкред спросил себя, к чему в центрах связи столько белизны. Он устроился в занимающем всю середину помещения кресле, и неизвестно откуда прозвучавший голос объявил:

– Связь с Землей через пять секунд.

Перегородка перед Танкредом на мгновение заискрилась, потом сформировалась картинка, показывающая другую кабину – точного двойника той, в которой находился он. Приглядевшись к краям изображения, можно было подметить легкое отличие в оттенках, но в целом иллюзия была почти идеальна.

Прямо перед Танкредом сидели его родители, Эд Бонмарши и Эмма де Отвиль, на этот раз вместе с Нисой.

– Здравствуйте, мои дорогие. – Танкред улыбнулся как можно искренней.

– Здравствуй, сын, – отозвался Эд; вопреки довольно чопорным манерам, которыми всегда отличался отец Танкреда, в глазах его читалась толика теплоты.