В сердце Антарктики - Эрнст Шеклтон

После того как мы прошли 80-ю параллель, снег с каждым днем становился все более рыхлым, лошади часто проваливались через верхнюю корку и увязали по брюхо. Когда припекало солнце, передвигаться становилось намного легче, так как снег на поверхности подтаивал и образовывал плотный скользкий слой, который нелегко было проломить. А когда температура падала, снова образовывался тонкий, легко проламывавшийся наст. Между 80° и 83° ю. ш. под рыхлым снегом находились твердые заструги, от которых страдали копыта лошадей. Прибрежный лед был изломан давлением ледников, но вдоль самых гор тянулась гладкая полоса скользкого льда, образовавшегося от замерзания воды, стекавшей с каменистых склонов, когда пригревало солнце. Тот же процесс происходил на снежных склонах, вверх по которым мы карабкались, чтобы достичь ледника. Здесь у подножья ледника вокруг скал стояли лужи чистой воды, и мы могли пить, сколько хотели, хотя прикосновение холодной воды к растрескавшимся губам было мучительным.

Поверхность ледника была самой разнообразной, от рыхлого снега до растрескавшегося голубого льда. Постепенно самой характерной чертой пути стали трещины, от которых мы никак не могли избавиться. Некоторые были совершенно закрыты слоем рыхлого снега, и мы обнаруживали их, только когда один из нас проваливался и повисал на упряжи саней. Другие трещины скрывались в месиве подтаявшего льда, и с ними было труднее всего иметь дело. Наименее неприятны – ясно видимые широкие трещины с твердым льдом по краям. Если трещина не была чересчур широкой, мы подтаскивали сани к самому краю, перепрыгивали через нее, а затем перетаскивали сани. Сделать это труднее, чем описать, так как лед был очень скользкий, но упряжь страховала нас на случай падения. Широкие трещины приходилось объезжать. Длинные сани вряд ли могли соскользнуть в трещину, так что мы чувствовали себя в относительной безопасности, когда были надежно связаны с ними упряжью. Когда дорога стала совсем плохой, приходилось тащить одни сани километр-полтора, отмечать бамбуковым шестом место, где их оставляли, и идти обратно за другими. На обратном пути мы связывались веревкой, но, даже связанные, не чувствовали себя в такой же безопасности, как когда были впряжены в тяжелые, длинные сани. Иногда мы подымались по крутым склонам гладкого льда, и тогда часто приходилось вырубать ступени ледорубами и тащить сани за собой на альпийской веревке. Поднявшись метров на 18 (на длину веревки), подтягивали сани, привязанные к нижнему концу веревки, и закрепляли их так, чтобы они не могли соскользнуть вниз. Затем один из нас спускался, чтобы прикрепить веревку к другим саням.

Одной из любопытных особенностей ледника была желтая полоса, по-видимому, старая морена, протянувшаяся на 50 или 60 километров. Валуны морены нагревались на солнце, лед под ними подтаивал, они постепенно опустились и скрылись из виду, но от них осталось достаточно ила и пыли, чтобы придать льду грязно-желтую окраску.

Передвижение по этой старой морене было не таким уж трудным, но по обе стороны от нее находилась масса сдавленного льда из-за того, что ледник был стиснут с запада и востока горами. К сожалению, у нас не осталось фотографий этой части ледника. Пластинок было мало, и мы решили на пути в глубь страны часто не фотографировать, чтобы сберечь пластинки на случай, если встретим интересную землю или горы южнее, ближе к полюсу. Нам казалось, что на обратном пути, если останутся пластинки, сможем фотографировать ледник сколько угодно. В действительности же, когда попали на ледник вторично, у нас было так мало пищи, что мы не могли тратить время на то, чтобы доставать тщательно упакованный фотоаппарат.

На леднике, останавливаясь на ночлег, мы зачастую были вынуждены тратить до часу времени, чтобы подготовить площадку для палатки на лишенной снегового покрова неровной поверхности льда. Мешки с провизией и сани приходилось оставлять снаружи, придавливая ими края палатки. Нам повезло в том, что все время, пока двигались по леднику, держалась хорошая погода. Если бы в то время, пока мы спали, началась пурга, она разнесла бы наши пожитки во все стороны, и мы очутились бы в весьма затруднительном положении. Все время, пока мы продвигались по леднику, держался северный ветер, хотя направление заструг ясно показывало, что здесь господствуют южные ветры; позже, на обратном пути, ветер все время дул нам в спину. Едва добрались до вершины ледника, поднялся сильный встречный ветер, и было трудно тащить сани вверх по покрытым снегом ледяным склонам. Когда мы достигли тех же склонов на обратном пути, летнее солнце растопило на них снег, и мы просто скользили вниз, если только склон не был слишком крут, несмотря на то, что у одних саней был сильно поврежден полоз. По крутым склонам приходилось спускаться очень осторожно – если бы мы выпустили сани из рук, они умчались бы от нас совсем и потом разбились бы где-нибудь глубоко внизу.

Над Верхним ледниковым складом нависали огромные скалы, подточенные морозами и бурями многих столетий. Часть их находилась в состоянии неустойчивого равновесия, и казалось, что они обрушатся вниз от малейшего толчка. Вокруг на льду повсюду лежали обломки скал, упавшие с высоты, и мы, находясь в лагере, все время опасались, как бы на нас не свалилась какая-нибудь глыба. Разбить лагерь в другом месте мы не могли, так как лед кругом был неровный. Утесы эти состоят главным образом из выветрившегося песчаника, так же как и горы выше по леднику, где на пологом склоне был найден уголь. С высоты можно было видеть ледник на всем его протяжении до соединения с Барьером и горы, подымавшиеся на западе и востоке. Большинство вершин к западу от ледника приближается по форме к куполу, но к западу от той горы, под которой был наш склад, возвышается несколько острых конических пиков. Из них три выделялись отчетливо, и лед плоскогорья, спускаясь вниз, образовал на западной стороне ледника длинную морену. На востоке тянется гряда высоких гор почти одинаковой формы и без острых вершин. Выступы этой гряды, по-видимому из гранита, выдаются на запад и сдавливают ледник. Горы находились примерно в сорока километрах от нас, но отчетливые линии слоистости были ясно видны. Глядя вниз с места склада, мы видели кучевые облака, которые всегда клубились над горой Клаудмэйкер.

К югу от склада туч не было видно; там вообще не было ничего, кроме холодного ясного неба. На небе – ни малейшего намека на те бураны, которые обрушились на нас на плоскогорье И когда, пройдя на юг, насколько хватило сил, мы вернулись опять к этому складу и посмотрели назад, то увидели то же ясное небо с несколькими клочками барашковых облаков. Мы не сомневались, что внизу безжалостная буря продолжает бушевать на громадной замерзшей равнине. Без сомнения, ветер, сопровождавший нас на обратном пути к побережью, дул из района полюса.

Продвигаясь дальше вперед от Верхнего ледникового склада, мы подошли к громадному ледопаду. Издали поверхность казалась гладкой, и мы думали, что уже находимся на плато, но, по мере приближения, увидели перед собой круто вздымавшиеся огромные ледяные гребни. Пришлось по частям перетаскивать через них наше имущество. Часто на вершинах оказывались глубокие трещины, от которых ответвлялись более мелкие, украшенные ледяными кристаллами по краям и зияющие страшной глубиной. Вскарабкивались на край гребня, чтобы посмотреть, что находится на другой стороне, и случалось, видели там обрыв в 15 метров с уклоном примерно один к трем.